Прошедшая 7–8 июля в Пуще-Водице под Киевом очередная отчетно-выборочная Конференция Ассоциации еврейских организаций и общин (Ваада) Украины не привлекла значительного внимания средств массовой информации. Возможно, я что-то пропустил, но, насколько я видел, о событии написали только несколько украинских еврейских газет и интернет-изданий (и то – далеко не все), и только один нееврейский информационно-аналитический онлайн-ресурс Polit.ua, подчеркивающий заинтересованность в освещении жизни национальных меньшинств. В общем-то, неудивительно, что гораздо эффективнее внимание прессы привлекают помпезные «съезды евреев Украины», проходящие в столице с привлечением многочисленной массовки, или скандальные мероприятия каких-нибудь заезжих провокаторов, именующих себя антифашистами. На подобных съездах могут звучать громкие заявления, но внутренне такие мероприятия малоосмысленны, а то и вовсе бессодержательны. Организаторы недавней конференции Ваада Украины, напротив, не будучи ориентированы на пиар и не ставя перед собой задачу произвести впечатление на внешних наблюдателей, сумели организовать на удивление содержательное обсуждение современного положения еврейской общины Украины.
Независимой украинской еврейской общине двадцать два года. В повседневной тяжелой работе время летит незаметно, однако периодически бывает просто необходимо отвлечься от повседневной рутины, поглощающей без остатка профессиональных общинных деятелей и руководителей, для того, чтобы вспоминать пройденный путь, подвергнуть анализу актуальную ситуацию, трезво оценить достижения и неудачи, постараться выделить наиболее серьезные вызовы, на которые придется отвечать общине в ближайшем будущем. В этом смысле прошедшее в Пуще-Водице мероприятие оказалось удивительно насыщенным. Рутинное заседание актива конкретной всеукраинской «зонтичной» структуры, состоящего из руководителей региональных организаций и общинных профессионалов, собравшихся для того, чтобы прослушать формальный отчетный доклад о работе Ассоциации и переизбрать руководство, на деле оказалось удобной площадкой для плодотворного и откровенного, а порой и острого обсуждения насущных проблем еврейской жизни страны. Каждый доклад руководителей программ Ваада был не только отчетом о деятельности организации на конкретном направлении, но и обзором состояния определенного сегмента еврейской жизни, шла ли речь об образовании, науке, социальной работе или антисемитизме. Разумеется, наиболее насыщенном в этом плане был обзорный доклад председателя Ваада Украины Иосифа Зисельса, который во многом послужил для меня отправной точкой при написании этой статьи.
Мне представляется крайне важным продолжить на страницах газеты «Хадашот» разговор о положении дел в общине, начатый на Конференции. Мне кажется, что желающие откликнуться и высказать свое мнение по тому или иному затронутому (или, наоборот, неоправданно забытому) мной вопросу найдутся, тем более, что зачастую в этой статье я высказываю взгляды, которые, я более чем уверен, не совпадают с мнением многих уважаемых мной общинных активистов и профессионалов. Думаю, подобная дискуссия могла бы быть интересной для читателей газеты «Хадашот»; надеюсь, что редакция не будет возражать.
В ходе Конференции затрагивались и обсуждались самые разные вопросы, включая проблемы рецепции спорных сторон украино-еврейской истории, методы противодействия антисемитизму, и т.п. Возможно, об этом тоже зайдет речь, но позже; в первую очередь меня интересуют «внутренние» проблемы еврейской общины.
Для кого-то то, что я попытался сформулировать, будет набившей оскомину банальностью, для кого-то – нонсенсом. Я хочу подчеркнуть, что высказываю свою личную точку зрения, скорее в качестве приглашения к дискуссии, нежели постановки окончательного диагноза.
Представляется оправданным принять за отправную точку определение, согласно которому община – это совокупность еврейского населения страны, еврейских организаций и систему образованных ими многообразных, в первую очередь горизонтальных связей между евреями.
Вопрос, сколько евреев в Украине, не имеет однозначного ответа. Как известно, согласно данным последней переписи населения Украины в 2001 г., «евреями» себя назвали 103 600 человек. Помимо евреев-ашкеназов, в республике живут небольшие группы крымчаков (700 чел.), а также бухарских, горских и грузинских евреев. Кроме того, существует небольшая община крымских караимов (834 человека, по данным переписи 2001 г., из них 671 человек – в Автономной республике Крым). Крымчаки и караимы – автохтонные еврейские субэтнические группы. Правда, руководители большинства организаций, выступающих от имени украинских караимов, отказываются признавать их частью еврейского народа, делая акцент на тюркских элементах национальной культуры. По пути «тюркизации» национального самосознания пошли и лидеры некоторых организаций крымчаков.
Таким образом, численность евреев в совокупности (включая представителей всех субэтнических групп) на момент переписи составляла около 105 тыс. чел. Очевидно, что сегодня эта цифра уже не соответствует действительности: со времени проведения переписи прошло десять лет, которые характеризовались негативной демографической динамикой и для всего украинского общества в целом, и для еврейской общины в особенности. Экстраполируя эти данные, по самым оптимистическим оценкам сегодня можно говорить о 90 тыс. украинских евреях. Понятно, что речь идет только о т.н. «этническом ядре» популяции, людях, уверенных в своей самоидентичности; как правило, оба их родителя – евреи. Наиболее правдоподобные оценки «расширенной популяции», приблизительно совпадающие с предположениями о количестве украинцев, подпадающих под израильский Закон о репатриации (люди, у которых хотя бы один дедушка или одна бабушка была еврейкой), – около 200–250 тыс. чел., а с членами семей-неевреями – около 350 тыс. чел.
В этом контексте уместно вспомнить, что сто лет назад на территории нынешней Украины, разделенной в тот период между Российской и Австро-Венгерской империями, проживало около 2 миллионов евреев. Перепись 1959 г. зафиксировала на территории современной Украины 840,3 тысячи евреев. По переписи 1970 г., еврейское население УССР уменьшилось до 777,1 тысячи человек, а по данным переписи 1979 г. – до 634,2 тысяч. Согласно последней советской переписи населения 1989 г., в Украине проживало 487,3 тысячи евреев.
Неуклонное и стремительное уменьшение численности евреев на территории нашей страны на протяжении последних ста лет было вызвано в основном тремя причинами: жертвами погромов в годы Гражданской войны и, конечно, уничтожением в ходе Холокоста; массовой эмиграцией, особенно в самом начале и самом конце прошлого века; и ассимиляцией. Алия в последние годы практически остановилась. Ситуация с ассимиляцией, на мой взгляд, далеко не однозначная: свойственные нашей общине смешанные браки приводят не только к размыванию «этнического ядра», но и к расширению «периферии». В условиях отсутствия навязываемой государством «паспортной» этнической идентичности «пятой графы» люди с частично еврейским происхождением, а также часто их дети или даже супруги, могут естественно и позитивно воспринимать «еврейство» как одну из важных составляющих своей сложной, многосоставной идентичности. В наших условиях, когда «еврейство» воспринимается не как «религиозность», а как «этничность», вопрос об ассимиляции в классическом понимании во многом теряет свой смысл. Ощущение «еврейства» может легко сочетаться с самоидентификацией с доминирующим этносом и никак не быть связано ни с соблюдением религиозной традиции, ни со знанием какого-нибудь из еврейских языков, ни с участием в деятельности какой бы то ни было еврейской организации. При определенных обстоятельствах важность еврейских корней, сколь бы отдаленными они ни были, легко может усилиться в сознании конкретного человека. Случаи, когда евреи «на ¼», даже не планируя алии, приводят своих детей (от нееврейских, разумеется, супругов) в еврейскую школу, интересуются возможностью прохождения гиюра или начинают жертвовать средства на еврейскую общину, не принимая более никакого участия в ее жизни, не только не редки – они практически нормативны. Постановка вопроса о доли еврейской «крови» в жилах члена общины становится некорректным и неприличным анахронизмом – мы живем в эпоху поливариантных постмодерных моделей идентичности, где еврейство – это скорее вопрос выбора, чем происхождения или воспитания. В силу сказанного, я бы не торопился клеймить смешанные браки и говорить об ассимиляции как о проблеме, реально угрожающей общине – скорее как о вызове, требующем новых моделей работы, большей открытости общинных структур, активизации информационной деятельности. Далее я постараюсь пояснить, что имею в виду; пока же вернусь к демографии.
На мой взгляд, за продолжающееся сокращение количества евреев в Украине сегодня в большей степени ответственен четвертый, если так можно выразиться, более естественный фактор – социо-демографический. Евреи, сконцентрированные в первую очередь в крупных городах, давно и даже в большей степени, нежели население страны в целом, ориентированы на «малодетную», «стареющую», и не «самовоспроизводящуюся» модель семьи, нормальную для современного европейского мегаполиса. Эта демографическая тенденция характерна для всех украинцев, но евреи движутся в этом направлении быстрее других украинцев.
Наиболее пессимистические прогнозы, с которыми приходится сталкиваться, предрекают украинской еврейской общине исчезновение в течение 15–20 лет. Конечно, мрачную картину полного вымирания евреев в Украине чаще всего рисуют израильтяне, работающие в структурах, обслуживающих потенциальных репатриантов, и в объективности их взгляда можно сомневаться. Расчет демографических тенденций показывает, что численность общины будет продолжать уменьшаться еще некоторое время, но потом стабилизируется, пусть на уровне значительно меньшем, чем есть сейчас. Вероятно, этническое ядро общины составит около 60–70 тыс. чел.
К сожалению, пожалуй, трудно усомниться в том, что общины многих небольших городов действительно прекратят свое существование во вполне обозримом будущем. В силу социальных условий из многих бывших местечек уезжали, за исключением стариков, все, кто мог – если не за границу, то по крайней мере в крупные украинские города. Сокращение количества общин неизбежно. Это печально, ведь зачастую речь идет о местечках, население которых сто лет назад было почти полностью еврейским, с сохранившимися кладбищами, зданиями синагог, а иногда даже участками характерной еврейской застройки. Впрочем, исчезновение последних следов старого традиционного мира штетла – процесс, вызванный объективными тенденциями и неизбежный, глупо ломать по этому поводу руки. Вдохнуть жизнь в умирающий штетл невозможно (хотя приходилось сталкиваться и с подобными утопическими проектами), но зафиксировать и сохранить, насколько возможно, материальное и духовное наследие еврейского местечка – одна из наиболее актуальных задач украинской общины (мы к этому вопросу еще вернемся).
Помимо констатации факта уменьшения численности общины, важно обратить внимание еще на один факт. Значительная часть, если уже не большинство украинских евреев – пенсионеры или находятся в возрасте, близком к пенсионному. По ряду причин (среди которых, в частности, массовая эмиграция евреев более «мобильного» возраста на протяжении последней пары десятилетий, но не только), еврейское население страны значительно «старее» украинского населения в целом. Средний возраст украинских евреев, согласно данным 2001 года, более 50 лет.
Из этого вытекает несколько важных явлений, во многом системообразующих для нашей общины. В результате разрушения государственной системы социального обеспечения, особенно в первые постсоветские годы, и массового отъезда в эмиграцию «среднего поколения», община стала перед лицом суровой необходимости создания системы поддержки – как материальной, так и моральной – для пожилых людей. Даже те, кто получал помощь из-за рубежа от родственников, нуждается в общении, месте, куда можно прийти, или в медицинской помощи. Система социальной помощи стала одной из наиболее ресурсоемких и масштабных направлений деятельности еврейской общины. Благодаря общему напряжению сил, финансовой поддержке со стороны зарубежных структур, менеджерской деятельности «Джойнта» и подлинно подвижнической деятельности директоров, сотрудников и волонтеров «Хэседов», конечно, не без проблем, острота проблемы социальной помощи была снята. Надо сказать, что ситуация с пенсиями и, отчасти, обеспечением государством льгот пожилым людям в последние годы несколько улучшились, особенно если сравнивать с катастрофическим положением дел в первые постсоветские годы. Однако одиноким немолодым людям нужна не только, а возможно и не столько материальная помощь, сколько общение и моральная поддержка. Зачастую именно «Хэседы» становятся настоящими центрами общинной жизни, куда приходят уже давно не только старики, но и молодежь, особенно в небольших городах. Однако «перекосу» в сторону социальной помощи в общинной деятельности в целом украинское еврейство обязано некоторыми однозначно негативными, на мой взгляд, особенностями, радикально отличающими ее от западных общин.
Наша община в значительной степени стала структурой, объединенной если не исключительно, то преимущественно патронажно-клиентскими связями, а не совокупностью людей, осознающих свои этнические и религиозные интересы и объединяющих свои усилия, время и средства для их реализации, как это было в романтический первый период общинного возрождения. Социальная помощь всегда была важной частью общинной жизни, но у нас она стала системообразующей. Это произошло в силу, я хочу еще раз это подчеркнуть, объективных причин, и мне не хотелось бы, чтобы констатация этого факта звучала как постановка диагноза.
Сказанное вовсе не значит, что необходимо постепенно сворачивать программы социальной помощи (как, кстати, считают некоторые общинные деятели, позволяя себе, впрочем, высказывать подобные идеи только в неофициальном порядке). Речь скорее идет о необходимости внедрения и других моделей общинной жизни, помимо существующих патронажно-клиентских. Собственно, эти процессы уже постепенно идут. Другой вопрос, адекватны ли темпы происходящих изменений масштабу вызовов, стоящих перед общиной? Трудно сказать. Международный финансово-экономический кризис показал, что, несмотря на пессимистические ожидания, украинская еврейская община обладает значительным запасом прочности. Однако, в условиях недостаточности ресурсов и описанной выше необходимости вкладывать значительные средства в систему социальной помощи, далеко не со всеми сферами деятельности, в том числе, на мой взгляд, критически важными для дальнейшего полноценного развития общины, дела обстоят на удовлетворительном уровне.
Самым честным было бы начать разговор о проблемных сторонах развития еврейской общины с того, что я сам стал принимать какое-то участие в общинной жизни с 1994 года и в России, а в Украине – вообще только с 2002 года. Напомню, что первая независимая еврейская общинная организация в УССР – Черновицкий общественный еврейский фонд – была создана в 1988 году. Я не участвовал лично в начальном, наиболее интенсивном и сложном периоде возрождения еврейской общины, поэтому с моей стороны не очень честно сейчас, с высоты пройденных лет, оценочно характеризировать первопроходцев и энтузиастов, создававших то, результатами чего я пользуюсь, например, публикуя свои размышления в «Хадашот» – одной из старейших еврейских газет на территории всего бывшего Советского Союза
За 22 года еврейские организации, работающие в Украине, проделали колоссальную работу по налаживанию полноценной общины. Их усилиями создается повседневная ткань еврейской жизни в каждом украинском городе со сколько-нибудь значимым еврейским населением. Разумеется, далеко не все, и вряд ли половина еврейского населения принимает участие даже в нерегулярных мероприятиях, проводимых организациями. Но то, что еврейские организации дают возможность всем желающим как для «систематической» еврейской жизни, так и для периодического проведения культурного досуга, безусловно, справедливо. В этом смысле еврейская жизнь вошла в привычную колею. И эта «рутинизация», на самом деле, очень позитивный процесс – ведь она свидетельствует, что общинная жизнь перестала быть для постсоветских евреев малознакомой экзотикой. Сегодня в еврейскую школу идут дети тех, кто сам учился в ней же или в другом еврейском учебном заведении. Наша общинная жизнь перестает быть «неофитской», в этом смысле она, безусловно, нормализуется.
Однако, начну на минорной ноте. Я не вижу особого смысла в малосодержательной восторженной апологетике возрожденной, согласно справедливому, несмотря на избитость, образу, «как Феникс из пепла», организованной еврейской жизни. Бессмысленно повторять, как это до сих пор принято в жанре официозно-юбилейных мероприятий, «могли ли мы себе представить двадцать пять лет назад, что наши дети будут без страха, но с гордостью ходить в еврейскую школу и синагогу». Я вовсе не хочу умалить достижений еврейских активистов и общинных профессионалов. Возможно, я излишне критически настроен. Но просто мне кажется, размышляя о будущем, полезнее отойти от стилистики «пионеры рапортуют съезду», и обратить больше внимания на «отдельные недоработки». Понятно, что идеал – это одно, а наши возможности всегда ограничены по тем или иным субъективным или объективным причинам. В том числе я сам весьма редко остаюсь удовлетворен результатами собственной работы. Но дело в том, что, как я уже писал, есть сферы общинной жизни, без развития которых на необходимом уровне в будущем дальнейшее полноценное развитие будет затруднено.
Это может прозвучать неожиданно, но начать я хотел бы с проблем образования и науки. Хотя казалось бы, по сравнению с вопросами социальной помощи или восстановления синагог эта сфера выглядит менее значимой, эдакой прихотью, которой можно будет уделять больше внимания, когда будут удовлетворены основные потребности общины, однако это неверно. На мой взгляд, на самом деле речь идет о принципиально важных для дальнейшего существования общины вопросах. Постараюсь объяснить, почему я так считаю. Высокий уровень образования, культуры и интеллектуального развития всегда был отличительной чертой как еврейской диаспоры в целом, так и советского еврейства в особенности. Традиционные еврейские ценности, подразумевавшие высокий статус образованного человека и ставившие ученость с точки зрения социального престижа выше богатства или, скажем, красоты, в условиях государственного и общественного антисемитизма стали просто стратегией выживания.
В современных условиях роль еврейского образования в общинном строительстве еще более усилилась, оно стало важнейшим, системообразующим элементом общины. Вряд ли будет преувеличением сказать, что совокупность формального и неформального общинного образования, а также печатное и электронное информационное пространство (книги, газеты, журналы, в последние годы – Интернет), дающее возможности для самообразования, создала постсоветского еврея. Невозможно переоценить роль образования, книг и СМИ в рамках процесса конструирования и/или воссоздания, равно как и поддержания коллективной идентичности. Общность информационного поля создает нации. Для этнических групп, проживающих в диаспоре в качестве меньшинств, создание «горизонтальных» информационных каналов, которые помогали бы если не поддерживать по-настоящему, то по крайней мере имитировать общность информационного поля, является практически вопросом выживания.
Евреи, проживающие в СССР, в течение долгого времени были «народом Книги», практически полностью оторванным от Той Самой Книги, которая сделала их Народом. Проживающие на этой территории евреи, в массе своей секуляризированные, сохранившие мало элементов «живой», унаследованной непосредственно от предков традиции передачи «этнической» информации, перешедшие на языки окружающих народов, потерявшие за счет эмиграции и естественных демографических процессов значительную часть этнического ядра популяции, на символическом уровне приобщаются к собственным корням через образование и чтение. Может быть, тезис, что «еврейские» книги, журналы и газеты занимают у постсоветских евреев то место, которое у «нормальных», традиционных евреев, не имеющих травматического опыта советской секуляризации, занимает синагога, сформулирован чересчур категорично и провокационно. Однако если добавить образование к связке книги – СМИ, то мне кажется, уже без всякого преувеличения можно утверждать, что создаваемое ими информационное поле играет в утверждении и сохранении коллективной идентичности наших евреев значительно большую роль, чем синагога.
Один немолодой учитель истории, замечательный специалист и настоящий энтузиаст, много сделавший для мемориализации мест массовых расстрелов времен Холокоста в своем регионе, когда-то рассказывал мне о конфликте с супругой приехавшего в их город для налаживания общинной жизни раввина, которая курировала вопросы образования и школу. Женщину глубоко потряс и искренне возмутил низкий уровень религиозности местных евреев, которые не спешили менять свой образ жизни на ортодоксальный даже начиная активно посещать общинные структуры. У нее просто в голове не укладывалось, как такое может быть, какие же это евреи. «Да, мы плохие евреи», не выдержал учитель, «нас убивали в погромах до и после революции, потом нас сажали за учебу в хедере, потом нацисты убивали нас, всех, кого смогли, потом выживших снова сажали за изучение иврита – и да, сегодня мы едим борщ на мясном бульоне со сметаной и водку закусываем салом, в том числе в субботу; но я не уверен, что это нам у вас, а не вам у нас надо учиться, что такое быть евреем». Я не готов вставать в этом споре на какую-то сторону. Без религиозной составляющей или при ее минимализации действительно не остается убедительного ответа на экзистенциальный вопрос, зачем быть евреем. Но и ортодоксальный ответ на этот же вопрос в современных условиях уже не столь очевиден.
Наша еврейская община в значительной степени создана с помощью механизмов, конструирующих этническую идентичность, т.е., образованием, книгами и СМИ, а не синагогой. Для большинства наших евреев декларация религиозных взглядов скорее выполняет роль вторичного маркера этнической идентичности, а о более или менее строгом соблюдении заповедей (что, собственно говоря, и есть иудаизм) речь идет только в кругу незначительного меньшинства.
Я не хочу давать оценку этому явлению, ограничусь его констатацией.
Это затянувшееся отступление призвано объяснить, почему я так выделяю важность образования и СМИ. Научные же изыскания, на самом деле, стоят в этом же ряду. У нас просто еще не накоплено критической массы знаний о собственном прошлом и настоящем, необходимой для эффективного воспроизведения существующей модели коллективной идентичности. В постсоветской ситуации разрыва нормальной, традиционной преемственности нам только предстоит создать свод этих знаний. Нацию, как известно, творит общность во взглядах (зачастую ошибочных, но это не важно) на собственное прошлое. Учебники истории и газетные публикации только популяризируют знание, которое продуцируют ученые. Хочу еще раз подчеркнуть, что в ситуации нашей специфики коллективной идентичности эта функция науки принципиально важна. Обоснование этой роли в нашей ситуации когда-то великолепна дала в своей статье, опубликованной в журнале Евроазиатского еврейского конгресса «Евреи Евразии», директор московского Центра исследователей и преподавателей иудаики в вузах в странах СНГ и Балтии «Сэфер» д-р Виктория Мочалова, и я не хотел бы упрощать ее идеи кратким пересказом.
Наконец, перед специалистами в научном изучении еврейской цивилизации, или иудаики, стоит еще она колоссальная, и также критически важная задача: описание и фиксация, и тем самым сохранение невероятного по богатству и разнообразию украинского еврейского наследия. Когда-то «виссеншафт ден юдентумс», научное изучение иудаики, и возникло перед лицом необходимости описания постепенно исчезающего в силу объективных процессов модернизации традиционного еврейского мира. Мы находимся в ситуации, когда исследователи с грустью говорят о затонувшей на нашей территории «еврейской Атлантиде» – совокупности «ушедших под воду» и исчезающих на глазах «в песке» памятниках еврейской духовной и материальной культуры. Ее носители уничтожены Холокостом, или, в лучшем случае, уехали в эмиграцию. Но описать и сохранить эту «Атлантиду» для потомков – наш долг не только перед украинскими евреями, но и перед всей мировой культурой, важнейшей частью наследия которой является исчезнувший мир ашкеназского штетла.
К сожалению, как можно догадаться из моей пессимистической интонации, я полагаю, что достижения наших школ, наших СМИ и нашей иудаики совершенно неадекватны масштабу стоящих перед ними задач. Разве что в отношении конкретно средней школы, может быть, я готов смягчить категоричность оценки – «программу-минимум» она выполняет. Затяжной кризис школьной системы осознается и давно обсуждается, однако в целом школа выглядит еще неплохо на фоне других обсуждаемых тут сфер.
Я бы не хотел останавливаться на подробном анализе недостатков того или иного направления – это вылилось бы в мелочное критиканство, которого я хотел бы избежать во-первых, в силу его бессмысленности, а во-вторых, в силу отсутствия у меня убедительного ответа на возможно возникающие у читателя вполне резонные вопросы, такие, как «а что я предлагаю?» или напрямую – «а что я, работая примерно в этих же сферах, лично сделал для того, чтобы улучшить ситуацию?». Однако я готов, если, как я надеюсь, вокруг высказываемых мной тезисов начнется дискуссия, более подробно обосновать по каждому пункту очевидную (я бы даже сказал вопиюще очевидную) для меня необходимость учреждения новых, принципиально другого уровня, а также преобразования и интенсивного развития существующих еврейских периодических изданий, образовательных, исследовательских и издательских проектов. Решить эту задачу в долгосрочной перспективе, на мой взгляд, вполне реально даже исходя из существующих ресурсов – однако сначала надо осознать неочевидную на первый взгляд приоритетность этого направления деятельности.
Я говорю о проблемах и констатирую печальное, даже критическое, на мой взгляд, состояние дел в некоторых сферах еврейской жизни вовсе не для того, чтобы кого-то обидеть и уязвить. Я просто действительно хочу обратить внимание на те проблемы, которые могут быть незаметны в затягивающей и требующей полной отдачи и самоотверженности рутине общинной жизни, но которые, тем не менее, на мой взгляд принципиально важны, если мы говорим о будущем общины в стратегической перспективе.

 

(окончание следует)