Валерий Дымшиц
(Санкт-Петербург)

Разговор о судьбах идиша в современном мире почти невозможно построить правильным академическим образом. Серьезный, безоценочный, так сказать «беспартийный», анализ может составить только сторонний наблюдатель, не связанный эмоционально с предметом исследования, то есть с идишем. Но такой наблюдатель вряд ли достаточно глубоко знаком с этим языком, в том числе, с проблемами его современного состояния. Исследователь же, занимающийся идишем достаточно глубоко, заведомо небеспристрастен, так как специфика этого языка, специфика бытования его культуры и литературы, апеллируют не только к разуму, но и к чувству. Изучать идиш, так же как литературу и культуру на этом языке, – значит быть заведомо ангажированным. Приведу пример. На больших конгрессах по иудаике секции, посвященные идишу, как правило, проходят именно на этом языке, а не на основных рабочих языках данной конференции. Более того, выйдя с заседания, участники этих секций часто продолжают общаться на идише, а не на, допустим, английском, демонстрируя этим свою «партийную» принадлежность. Трудно представить себе, чтобы, скажем, два американских слависта стали в кулуарах разговаривать между собой по-русски. Автор этой статьи также заведомо небеспристрастен в своих оценках, и, отдавая себе в этом отчет, в то же время, ничего с этим поделать не может, и просит своего читателя иметь это в виду.
Существует распространенное мнение о том, что, говоря об идише, мы подразумеваем, что речь пойдет об «остатках», об уходящей реальности, об «умирающем» языке. Идиш, однако, относится к числу немногих в современном мире «малых» языков, число носителей которого не снижается, а быстро растет. Между прочим, коллективный миф об исчезающем идише на фоне явного роста числа носителей этого языка, также является важным фактом в его социолингвистической «биографии».
Мнение это связано, с одной стороны, с продолжающимся исчезновением идиша на территории его возникновения и «классического» бытования, то есть, в Восточной Европе, а с другой, с разделенностью современного еврейского мира, в котором ультраортодоксальные круги, основные носители идиша, как бы выносятся за скобки «культурным» миром. Впрочем, тут и ультраортодоксальное сообщество в большой степени отвечает остальному миру взаимностью.
Если смотреть на положение идиша в России и других странах бывшего СССР и, шире, Восточной Европы, то он действительно выглядит умирающим языком. Количество людей, владеющих идишем, на наших глазах уменьшилось в разы. Все меньше людей, которые умеют говорить на этом языке, да и язык у них часто сугубо бытовой, «кухонный». Тех же, кто умеет читать и писать на идише, – и того меньше, это, как правило, люди успевшие поучиться в еврейских школах, то есть те, кому сегодня за восемьдесят. В наши дни умение читать по-еврейски естественней встретить у молодого энтузиаста, недавно этим умением овладевшего, нежели у пожилого носителя языка.
Однако, если посмотреть на ситуацию с идишем в глобальном масштабе, то она окажется существенно иной. Этим языком сегодня владеют в мире не меньше полутора-двух миллионов человек. Конечно, по сравнению предвоенными 11-12 миллионами – это немного, но, безусловно, позволяет считать, что слухи о смерти идиша «несколько преувеличены».
Для ядра современных носителей идиша, т.е. для ультраортодоксальных евреев, этот язык выполняет широкий набор социальных функций: на нем говорят не только дома, но и на работе, в школе, на улице; не только старики, но и дети. Благодаря очень высокой рождаемости, численность этой группы растет быстрыми темпами: считается, что она удваивается каждые 20 лет. Рост ультраортодоксального еврейства автоматически означает увеличение числа носителей идиша.
Идиш на сегодняшний день язык не «умирающий», а «больной». Поясню, что имеется в виду. Больной человек с какой-нибудь, не дай Бог, врожденной болезнью может прожить очень долго, дольше чем иной здоровый, но многие важные функции жизни, например, спорт, будут ему недоступны. Он вовсе не умирает, но его существование не вполне полноценно.
То же происходит и с идишем. С секулярной точки зрения, высшей ступенью языкового бытия является культура: литература, пресса, театр, кинематограф и т. д. Все это на идише существовало, и в таком количестве и качестве, что дал бы Бог многим другим языкам и народам. Например, литература, в первую очередь, поэзия, на идише – одна из самых богатых в ХХ веке. Была и огромная пресса, и театр, и кинематограф.
К сожалению, на сегодняшний день большинство носителей идиша, то есть ультраортодоксальные круги, не только не обладают этими культурными богатствами, но и не подозревают об их существовании. Все еврейские писатели от Менделе до Башевиса – для них «трейф-посул», т.е. запретные книги. «Верхние этажи» их культуры заполнены традиционной религиозной литературой на «лошн койдеш» («святом языке»), то есть на древнееврейском и арамейском.
В то же время в последние годы в ультраортодоксальных кварталах, прежде всего, в Нью-Йорке, начинает складываться новая массовая культура на идише: появляется все больше газет и журналов, издаются учебные, научно-популярные и развлекательные книги. Вся эта продукция строго цензурирована с точки зрения благочестия, а ее художественный уровень не очень высок. Тем не менее, сама по себе тенденция характерна.
Ультраортодоксальные евреи, преимущественно хасиды, как правило, принадлежат к носителям говоров, принадлежащих к юго-западному диалекту идиша. Соответственно, в среде носителей идиша эти, достаточно далекие от литературного языка, диалекты сейчас начинают играть доминирующую роль.
С другой стороны, для идишистов, то есть знатоков и ценителей еврейской литературы и культуры, как любителей, так и профессионалов, идиш, в общем, не является полноценным социальным языком. Они живут в «большом» мире, в котором общаются на английском, иврите, французском, испанском, русском и т. д. со всем своим окружением, начиная от коллег по работе и кончая собственной женой или мужем.
Эта неестественная ситуация, когда «тело» и «голова» языка живут как бы порознь, существует уже давно и только усугубляется. Все это и позволяет говорить об идише как о «больном» языке.
На сегодня основная масса носителей идиша, в первую очередь ультраортодоксальные евреи, проживает главным образом в США и Израиле, а также в Бельгии, Франции, Великобритании и некоторых других странах Западного мира. Ситуация же с идишем на территории бывшего СССР совершенно иная. Здесь идиш почти исчез, и в то же время, став «виртуальным языком», сохранил за собой некоторые важные культурные функции, о которых речь пойдет ниже.
Для того, чтобы понять современное состояние идиша на постсоветском пространстве, необходимо проанализировать его историю в Российской империи и Советском Союзе в течение последних ста лет.
В конце XIX века для абсолютного большинства российских евреев идиш был родным языком. В качестве такового во время переписи 1897 года его назвали 94% евреев. Если вынести за скобки неашкеназов, то есть евреев Кавказа, Крыма и Средней Азии, а также небольшие устойчиво русскоязычные группы евреев вне черты оседлости, то можно говорить о том, что еврейское население Восточной Европы, традиционного еврейского ареала, было практически стопроцентно идишеязычным. Заметим, что сегодня на этой же территории евреев, полноценно владеющих идишем, почти нет, так же, как их очень немного и среди еврейских эмигрантов из Российской империи и СССР или их потомков. То есть за сто лет российское еврейство полностью сменило язык. Результат сам по себе поразительный. Конечно, основным содержанием российской истории в ХХ веке была, протекавшая в чудовищно жестоких формах модернизация, которая привела к резким изменениям в жизни большинства российского населения: например, оно в большинстве своем стало из сельского городским и т. п. Однако, если говорить о русском населении, оно, по крайней мере, сохранило русский язык. Между тем евреи фактически полностью сменили не только территорию проживания, уклад жизни, но и язык.
Однако вернемся к началу ХХ века. Уже тогда в российском еврействе начала проявляться тенденция к идиш-русскому билингвизму. По той же переписи 1897 года процент грамотных по-русски среди евреев был в среднем вдвое выше, чем среди русского населения.
Процесс постепенного вытеснения идиша русским не был остановлен и тем, что в 1920-30-х годах идиш получил серьезную государственную поддержку. Несмотря на существование большой сети еврейских школ (свыше тысячи), еврейское население не стремилось отдавать туда детей, справедливо видя в «нацменской» школе препятствие для получения высшего образования. Всего в еврейских школах Украины и Белоруссии в этот период обучалось около половины еврейских детей.
Исчезновению идиша способствовала, главным образом, быстрая миграция евреев местечка в крупные города и вообще за пределы дореволюционной черты оседлости. С одной стороны, прежние законодательные ограничения были отменены, с другой, – бывший штетл, утратив свою экономическую функцию, превратился в зону социального бедствия, наполненную безработными и лишенцами. Таким образом, за полтора-два десятилетия евреи из компактного большинства (70-80% жителей местечек черты оседлости) превратились в рассеянное меньшинство (несколько процентов населения больших городов). Это, естественно, привело к быстрой языковой ассимиляции.
Конечно, в разных городах расселение евреев происходило по-разному, и это сказывалось на темпах исчезновения идиша. Характерным примером может служить сопоставление двух крупнейших еврейских общин Советского Союза – Москвы и Ленинграда.
После гражданской войны в Ленинград хлынули евреи из бывших местечек черты оседлости, в основном из северо-восточной Белоруссии: Могилевской и Витебской губерний, расположенных ближе всего к этому городу. Замечу, что евреи этих недалеких от Пскова и Смоленска, то есть от Великороссии, мест уже в начале ХХ века говорили по-русски лучше, чем большинство евреев Российской империи. До войны в Ленинграде жило больше 200 тысяч евреев. И все-таки Ленинград так и не стал еврейским городом. А всему виной «квартирный вопрос», особенности расселения.
До первой мировой войны в Москве жил 1 миллион человек, а в Петербурге – почти 3 миллиона. После революции и гражданской войны Москва, ставшая столицей, оказалась перенаселена, а в Петрограде осталось всего 700 тыс. жителей. На протяжении 1920-30-х годов евреи из местечек бывшей черты хлынули в Москву и Ленинград в поисках работы, а еврейская молодежь – в поисках высшего образования.
В пустом Ленинграде евреи-мигранты расселялись по всему городу, став непременным атрибутом огромных коммуналок в бывших «генеральских» квартирах, и быстро растворились в окружающем русском населении. В Москве, где свободного жилья не было, переселенцы, в основном выходцы из Украины, создавали еврейские слободы на окраинах города и в предместьях, где еще в 1950-60-х гг. на идише говорили не только старики у себя дома, но и люди разных возрастов друг с другом на улице.
В то же время в Ленинграде 1920-30-х годов, когда власть покровительствовала идишу, это ему мало помогло. Так, даже в эти благоприятные для идиша годы в Ленинграде не удалось создать еврейский театр, хотя попытки предпринимались неоднократно. Характерно, что, знаменитый впоследствии ГОСЕТ возник именно в Петрограде, но вскоре переехал в Москву. В Ленинграде евреи поголовно стали «русской интеллигенцией», а в Москве некоторые оставались еще «немножко евреями». Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что в Москве еврейство долго оставалось не только религией и идеей, но еще и этнической, в том числе, языковой, повседневностью.
Конечно, исчезновение идиша в СССР в какой-то степени замедлялось тем, что во время второй мировой войны в состав страны вошли большие области с преимущественно идишеязычным еврейским населением (Бесарабия, Буковина, Восточная Галиция, Закарпатье, Западная Волынь, Западная Белоруссия, Прибалтика). Тем не менее, и это не могло существенно затормозить процесс языковой ассимиляции.
Очевидно, что сокрушительный удар по идишу нанесла вторая мировая война. Именно население бывших штетлов, которое не могло, а то и не хотело эвакуироваться, было уничтожено нацистами в первую очередь. В то же время, в регионах, находившихся в зоне румынской оккупации, еврейское население физически пострадало меньше. Войну смогли пережить около 50% евреев Бесарабии и Буковины, а также большинство евреев так называемой Транснистрии, то есть западных районов Винницкой и Одесской областей, которые были переданы немцами Румынии. Пережило войну и около половины евреев Закарпатья, находившегося под венгерским управлением. Часть общин, прежде всего, в средних и крупных городах Украины и Белоруссии, частично восстановились после войны за счет евреев, вернувшихся из армии и эвакуации.
После войны процесс языковой ассимиляции продолжал убыстряться. Этому способствовал не только послевоенный государственный антисемитизм, но и продолжавшийся в течение послевоенных десятилетий процесс миграции из бывших штетлов в города. Конечно, не всегда миграция автоматически приводила к исчезновению языка. Так, например, заново сформировавшуюся после войны еврейскую общину Черновцов составили преимущественно выходцы из штетлов соседних Молдавии (Бесарабии) и Подолии. Их концентрация на какое-то время затормозила исчезновение идиша в этом городе.
Все же к моменту распада Советского Союза идиш в крупных городах практически исчез. Им владели только отдельные представители старшего поколения, не образовывавшие никакой социальной среды. В малых городах идиш в какой-то мере сохранял социальную функцию и был языком не только старшего поколения евреев Украины (прежде всего в Винницкой области) и Молдавии. Его окончательное исчезновение в этих регионах началось только 10-15 лет тому назад.
История идиша в этих этнографических «заповедниках» заслуживает более подробного обсуждения. Приведенные ниже выводы основаны на результатах полевых исследований, проводившихся в течение последних лет в штетлах Подолии – города Могилёв-Подольский и Тульчин (Винницкая обл.), а также Балта (Одесская обл.)¹.
Как уже было сказано, во время второй мировой войны еврейское население бывших штетлов юго-западной Подолии сохранилось. Таким образом, после войны юго-запад Винницкой и северо-запад Одесской областей Украины оказались одним из немногих регионов, где сохранились «этнографические» еврейские общины. Еще в 1970-х гг. в малых городах этого региона процент еврейского населения был едва ли не самым высоким в Советском Союзе. Сразу можно сказать о том, что на сегодняшний день идиш в этих, когда-то наиболее «еврейских», городах бывшего СССР, почти исчез как полноценный язык общения. Даже евреи старшего поколения предпочитают говорить друг с другом по-русски. Остались отдельные семьи, в которых пожилые супруги общаются между собой на идише или, чаще, на смеси идиша и русского.
Люди, чье детство и юность прошли в полностью идишеязычной среде, сегодня часто затрудняются говорить на этом языке, ссылаясь на то, что давно в нем не практиковались, забыли его и т.п. Тем не менее, идиш продолжает сохранять несколько очень важных социальных и культурных функций.
Прежде чем перейти к описанию этих функций, следует остановиться на основных вехах в истории идиша в бывших штетлах Подолии на протяжении последних семидесяти лет. Эта эволюция бытования языка состояла из нескольких этапов, далеко не все из которых в достаточной степени замечены современными исследователями.
Первым важным рубежом стало закрытие еврейских школ в 1938 г. Это автоматически означало, что евреи, родившиеся после 1928-1930 гг., практически не имели возможности посещать еврейскую школу. Таким образом, на сегодняшний день абсолютное большинство евреев моложе восьмидесяти лет не умеет ни читать, ни писать на идише. Это означает, что идиш, продолжая оставаться языком общения на протяжении последующих десятилетий, с каждым годом все больше функционировал как бесписьменный язык.
На сегодняшний день поколение бывших учеников советских еврейских школ практически ушло из жизни. Таким образом, можно говорить о том, что почти исчез слой людей, для которых идиш был первым языком и языком, обладавшим всей полнотой функций.
Закрытие еврейских школ имело еще одно последствие. Преподавание в этих школах велось на литературном, так называемом, «общем» языке (клал-шпрах). Начиная с 1938 г., идиш снова стал стремительно «погружаться в пучину» диалектной речи. На сегодня все еврейское население бывших штетлов южной Подолии, способное говорить на идише, использует только местный говор волынского диалекта идиша, так называемый, «тоте-моме-лушн». Немногие бывшие ученики еврейских школ, дожившие до наших дней, отчетливо осознают разницу между своим диалектом и тем, что они называют «литерариш», и способны говорить на том и на другом варианте языка. Но для большинства жителей бывших штетлов литературный идиш «не существует», более того, они не всегда опознают его как идиш, принимают на слух за немецкий или какой-то другой язык.
Следующей важной вехой в бытовании идиша на территории южной Подолии стали война и оккупация. Еврейское население было загнано в румынские концентрационные лагеря и гетто. К местным евреям добавились депортированные румынами в Транснистрию евреи Бесарабии и Буковины. Их появление определенным образом «оживило» идиш, поскольку буковинские вообще не говорили по-русски, а среди бессарабских – кое-как могло объясняться только старшее поколение, бывшие российские подданные.
Кроме того, еврейские семьи, в которых уже в 1930-е гг. преобладал русский язык, то есть семьи, принадлежавшие к местной бюрократии и интеллигенции, оказались в непосредственном контакте с «простыми» евреями, продолжавшими говорить на идише. Многие информанты сообщали, что выучили идиш, попав детьми в румынские гетто.
На протяжении почти всего послевоенного периода (вплоть до начала 1990-х гг.) основной тенденцией жизни еврейского населения бывших штетлов была миграция (прежде всего молодежи) в более крупные города – областные центры и столицы. Но миграция происходила постепенно и парадоксальным образом могла приводить не только к убыли, но и к временному росту идишеговорящего населения в районных центрах.
Ключевым событием для идиша в этот период была миграция евреев из бывших маленьких и очень маленьких местечек с населением от нескольких сот до 1-2 тысяч евреев в районные центры. В основном такая миграция происходила в конце 1950-х – начале 1960-х гг. Еще до войны начался процесс превращения мелких местечек в сёла, где большинство евреев становилось колхозниками. В конце 1950-х гг. колхозники получили паспорта, и тем самым – возможность уехать в город. В этот же период происходил процесс укрупнения районов: из бывших трех-четырех районов делали один. Многие районные центры окончательно превращались в сёла. Соответственно, в них исчезал ряд вакансий, связанные с наличием местной власти. Все это также подталкивало евреев к переселению хотя бы в ближайший районный центр.
К середине 1960-х гг. число евреев, проживавших в бывших малых местечках, резко сократилось. Новые мигранты пополнили собой еврейское население относительно крупных районных центров. Эти переселенцы, часто с невысоким уровнем образования, говорили в основном на идише, вторым языком зачастую был не русский, а украинский, мало востребованный в «настоящем» городе. Таким образом, общее количество еврейских общин снижалось, но в наиболее жизнеспособных центрах численность еврейского населения оставалась практически постоянной.
Следующей вехой в истории идиша в бывших штетлах стал конец 1980-х – начало 1990-х гг. В это время происходят два ключевых события.
1. Массовый уход из жизни поколения 1900-1910-х гг. рождения, тех, для кого идиш являлся первым языком. Это было поколение родителей нынешних 60-70-летних. С этого момента представители нынешнего старшего поколения местных евреев в основном перестают использовать идиш для повседневного общения, поскольку на этом языке они общались только с родителями, предпочитая не только со своими детьми и внуками, но и между собой общаться по-русски. Таким образом, в течение последних 15-20 лет у многих евреев бывших штетлов не было повседневной языковой практики на идише. Фраза о том, что после смерти родителей информант перестал говорить на идише, встречается в интервью постоянно.
2. Массовая эмиграция еврейского населения малых городов Украины в Израиль, США и Германию. В первой половине 1990-х гг. количество евреев в этих городах уменьшилось в десять и более раз. Соответственно, резко сократился круг носителей идиша.
Тем не менее, еврейское население малых городов юго-западной Подолии (преимущественно районных центров) насчитывает от нескольких десятков до нескольких сот человек в каждом таком городе. Языковая компетентность местных евреев в идише зависит от возраста, биографии, семьи, личных способностей, и простирается от полного билингвизма до почти полного незнания идиша. Тем не менее, как уже было сказано, даже те евреи, которые владеют идишем свободно, как правило, не читают, не пишут на этом языке и редко пользуются им в повседневной жизни. С другой стороны, евреи, утверждающие, что не знают идиша совершенно, часто используют в своей повседневной речи широкий круг еврейских слов и выражений.
Каковы же функции идиша в бывших штетлах на сегодняшний день? На наш взгляд таких функций три.
1. Еврейские глоссы.
Не только не говорящий на идише, но даже не понимающий этот язык еврей, охотно вставляет в свою речь еврейские слова и выражения, связанные с теми или иными сторонами «еврейской» реальности, а именно: термины, относящиеся к сфере религии, обычаев, семейной жизни, кулинарии.
Еврейские слова и выражения не только исполняют роль «технических» терминов, но имеют ярко выраженную символическую функцию. Говорящий демонстрирует свою «еврейскую» компетентность.
В малых городах юго-западной Украины идиш является знаком еврейской и в силу этого – городской культуры. Потому даже старожильческое городское украинское население, потомки украинских мещан, тоже любят вставить в свою речь одно-два еврейских слова, демонстрируя этим свое отличие от недавних переселенцев из сел.
2. Язык предков
Идиш – язык, на котором говорили родители, дедушки и бабушки нынешних евреев, живущих в малых городах, и вообще, языком старшего, ушедшего поколения. Говоря о прошлом и цитируя прямую речь того или иного персонажа, рассказчик чаще всего воспроизводит ее на идише, хотя за минуту до этого он мог сообщить, что на идише говорить не умеет или разучился. При этом все повествование может идти по-русски, и все-таки реплики от лица покойных родственников прозвучат без перевода.
3. Язык общения с мертвыми.
Во время посещения родительских могил, что, обычно, бывает перед Рош-а-Шана, перед свадьбой (если жених или невеста – сирота) или в случае болезни близкого родственника, пришедший на идише обращается к покойному с просьбой о заступничестве перед Всевышним. Следуя некоторой общей схеме, такое обращение сохраняет элемент импровизации, когда пришедший импровизирует применительно к конкретным личным обстоятельствам.
Текст обращения широко распространен и был неоднократно записан в наших экспедициях. Его используют как мужчины, которые перед этим произносят кадиш (если умеют), так и женщины, которые кадиш, естественно, не произносят. Вот один из образцов такого текста:
Папа, я прошу тебя, беги и проси, чтобы дети были здоровы, чтобы у них все было хорошо, чтобы у них были заработки, чтобы они были здоровы, чтоб было спокойно в мире. Это пришел твой сын, и пришла твоя невестка, пришли твоя внучка, правнучка. Я очень тебя прошу, беги, чтобы все были здоровы, чтобы все были здоровы. И у меня еще есть дитя в Америке, и чтоб он тоже был здоров. Я очень тебя прошу, чтобы все дети, все твои дети, и все дети твоих детей были здоровы².
Обращение почти всегда произносят на «понятном» покойным родителям языке, то есть на идише. Тексты, очень близкие к приведенному, и всегда на идише, были неоднократно записаны участниками экспедиций 2004-2006 гг. от пожилых евреев, жителей бывших подольских штетлов.
Не только живые с мертвыми объясняются на идише, но и мертвые – с живыми. Один из самых популярных сюжетов о приснившемся покойнике связан с тем, что покойный помогает родителям выбрать имя ребенку. При этом покойник всегда обращается к сновидцу по-еврейски.
Таким образом, идиш, почти утратив функцию бытового общения, в то же время сохранил ряд своеобразных культурных функций в обиходе еврейского населения бывших штетлов Подолии.
Что же происходило с идишем в последние пятнадцать лет в больших городах, где, как уже было сказано, он практически исчез как язык повседневного общения?
В конце 1980-х годов, когда стали появляться первые легальные общества еврейской культуры, часть их организаторов, особенно люди старшего поколения, всерьез рассматривали возрождение идиша как насущную задачу. Но эти инициативы были быстро сметены молодыми лидерами еврейского движения, вышедшими из еврейского андеграунда. С одной стороны, они видели в возрождении идиша возврат к советской, и уже по одному этому, скомпрометированной модели, с другой, их лично ничто с идишем не связывало, симпатии большинства «молодых» были на стороне иврита и Израиля. Пришедшие вскоре на постсоветское пространство израильские и американские спонсорские организации и фонды придали еврейскому движению серьезные институциональные формы. Но в созданных ими культурных и образовательных структурах места для идиша также не нашлось. Основной упор, по американскому образцу, делался на поддержку Израиля, причем сионистский и просионистский истеблишмент по старой памяти относился к идишу без всякого сочувствия, а зачастую и явно негативно. Не нашел поддержки идиш и в новых, созданных в последние годы российских еврейских фондах.
Идиш не получил никакого представительства во вновь созданных еврейских школах. Все они, как религиозные, так и светские, ориентированы на американо-израильскую модель, то есть, на преподавание иврита. В системе высшего еврейского образования Москвы и Петербурга идиш представлен абсолютно формально: сказывается как недостаток учебных пособий и преподавателей, так и заведомо второстепенное место, отведенное этому языку в учебных программах. За последние пятнадцать лет значительное развитие в России и других постсоветских странах получила академическая иудаика, но и здесь позиции идиша очень слабы. Характерно, что на ставших уже традиционными конференциях по иудаике, организуемых Центром «Сэфер», секция, посвященная идишу и литературе на идише, всегда очень слабая. Можно сказать, что в процессе становления новой еврейской культурной инфрастуктуры идиш получил минимальную поддержку.
И все же положение совсем не безнадежно. Оборотной стороной возникновения мощной, развитой, институционально еврейской инфраструктуры стала некоторая «казенность». Идиш стал знаменем тех, пока немногочисленных групп, прежде всего, молодых, которые пытаются найти свой, не предписанный еврейским «начальством» путь. Для части евреев, не собирающихся в ближайшие годы покидать Россию, и в то же время стремящихся к осознанной еврейской идентичности, центром кристаллизации этой идентичности стал идиш. Конечно, у этих энтузиастов не много возможностей для изучения языка, поскольку, как уже было сказано, изучение идиша имеет слабую институциональную поддержку. Идиш не стал (и вряд ли станет) для них языком повседневной коммуникации, но он, несомненно, превратился в важную символическую ценность, в своего рода культурный код. Новое «идиш-сообщество», не считая немногочисленных групп по изучению идиша, складывается вокруг двух центров: клезмерской музыки и интернета.
За последние десять лет на пространстве бывшего СССР появляется все больше музыкальных коллективов, исполняющих клезмерскую музыку и еврейские песни. Десять лет назад в Петербурге состоялся первый клезмерский фестиваль, а сейчас такие фестивали проходят в Москве, Казани, Харькове и Киеве. Обращение к еврейской музыке неизбежно приводит к обращению к этнической культуре евреев Восточной Европы в целом, а значит, и к идишу.
Кроме того, идиш нашел себе новую, бурно развивающуюся нишу в интернете. Многочисленные международные и российские форумы, посвященные идишу, позволяют объединиться рассеянным в пространстве знатокам и любителям языка. Интернет, будучи средством самоорганизации людей, противостоит институциональным инициативам «сверху» и открывает перед идишем новые перспективы. Сегодня, по мере глобализации культуры, отмирания национальных границ и совершенствования средств связи, идиш – язык людей, а не государства – получил неожиданное преимущество.
В настоящее время на постсоветском пространстве формируется, пусть пока и немногочисленное, поколение молодых людей, увлеченных идишем, для которых идиш не только что не мамэ-, но даже не бобэ-лошн в буквальном смысле этого слова. Эти молодые люди овладевают языком самостоятельно, часто по самоучителю, иногда в небольших группах по изучению идиша. Сегодня, насколько мне известно, такие группы существуют только в Москве и Петербурге. Наиболее продвинутым удается попасть на различные летние программы по языку, главным образом в Вильнюсе, Нью-Йорке и Иерусалиме. Большую роль сыграли также летние программы, которые были организованы покойным проф. Гершомом Вайнером при поддержке Израильского совета идиша и в течение нескольких лет проходили сначала на Украине, а затем в Польше. Местом встречи этого поколения «постидишистов» служат форумы в Интернете, а также многочисленные клезмерские фестивали и редкие специализированные семинары по идишу. Среди рассеянных по городам и странам представителей молодого поколения, сознательно обратившихся к идишу, есть даже новая поросль писателей и поэтов. Так, например, живущий в Петербурге филолог и поэт Исроел Некрасов издает ежегодник «Дер наер фрайнд» («Новый друг»). Уже вышли в свет два номера.
В последние годы еще одним стимулом для изучения идиша служит возникший в рамках возрождающейся академической иудаики интерес к истории и культуре евреев Восточной Европы. Иногда обращение к идишу продиктовано интересом исследователя к конкретной научной проблеме. Необходимость прочитать определенную книгу или документ, собирание и изучение фольклора – часто требует знания идиша. Постепенно люди, начавшие изучать идиш по профессиональным мотивам, вливаются в сообщество энтузиастов культуры идиша.
Каково будущее идиша на постсоветском пространстве? Не поддержанный ни одним государством, идиш проиграл соревнование с национальными языками, языками государственными, чье благополучие подпирается министерством образования, как правило, не без участия министерства внутренних дел. С одной стороны, в ближайшие двадцать лет уйдет из жизни поколение носителей идиша, не связанных со спецификой хасидских кварталов в США и Израиле, поколение простых евреев, говоривших по-еврейски на улицах городов и местечек Восточной Европы. С другой стороны, растет, пока еще медленно, интерес к идишу в среде той «продвинутой» части молодежи, отнюдь не только еврейской, которую поманило «сокрытое сокровище» культуры евреев Восточной Европы.

 

Примечания

1 Поездка в г. Могилев-Подольский была осуществлена в ходе исследования, поддержанного грантом Международного исследовательского центра российского и восточноевропейского еврейства (Москва); экспедиции 2005–2006 гг. были организованы Центром «Сэфер» (Москва) и Центром «Петербургская иудаика» при поддержке фонда «Ави Хай» (США). Камеральная обработка материалов экспедиций проводилась на средства гранта, полученного от Ваада России.

2 Записано в Могилеве-Подольском, 2004 г., перевод мой – В.Д.