Комментарии и анализ

Памятник Ивану Гонте

История твоя и моя

 Происхождение и идентичность

Как учат нас классические, хотя, пожалуй, с современной точки зрения несколько устаревшие учебники, народ – это исторически сложившаяся общность людей, объединенных рядом признаков, среди которых есть как объективные (территория, язык, культура и др.), так и субъективные (самосознание). Это определение может быть применено с минимальными вариациями к «народу» и как этнической группе, и как возникающему на его основе политическому сообществу – нации.
Относительно удельного веса «субъективного» и «объективного» при формировании народа существует острая полемика среди исследователей. Одни утверждают, что национальная общность является естественной формой организации человеческих сообществ, длительное время проживающих на общей территории. Другими словами, в рамках этого подхода «нация» – это объективная данность, складывающаяся на протяжении многих веков, а то и тысячелетий. Длительная история сосуществования на одной территории создает народ. Именно общность происхождения и совместная история формируют все «вторичные», известные нам из справочников и повседневной жизни хрестоматийные признаки, объединяющие индивидуумов в общность, именуемую народом.
По мнению других, на самом деле «воображаемое сообщества» нации конструируется только в Новое и Новейшее время, после ослабления в результате процессов модернизации архаических моделей коллективной самоидентификации. Т.е., в рамках этого подхода акцент делается на «субъективной» составляющей классического определения: народ – это совокупность людей, считающих себя народом. Идея «народов» как основных действующих лиц на исторической сцене, по мнению представителей этой школы, не более чем анахроничное перенесение современных категорий в прошлое. Современные механизмы формирования коллективной идентичности настолько эффективны, что не составляет большого труда убедить некоторую общность людей, оказавшихся в границах воздействия конкретного государственно-бюрократического аппарата, в наличии у них многочисленных вторичных «объективных» объединяющих признаков, включая общность исторической судьбы.
Для сторонников этой теории история тоже крайне важна, хотя несколько в другом свете. Не только, и даже не столько история сама по себе творит народ, сколько наше представление об истории формирует то, что есть для нас нашим народом. Ведь «история» как таковая не дана нам в ощущениях. Мы знаем о ней только то, что сами думаем о ней. В конечном итоге, это означает, что границы нашего народа очерчиваются нашим представлением о нашей истории.
Я сознательно огрубляю и не углубляюсь в детали. На самом деле, в практическом плане в отношении к истории из этих противоположных теоретических концепций можно сделать приблизительно одни и те же выводы. Не столь уж на самом деле важно при формировании механизмов воздействия на массовое историческое сознание, считаем ли мы наш народ сформировавшейся на протяжении тысячелетий общностью, которая должна хранить память о своих «предках», или цинично полагаем, что общность исторического самосознания критически важна для нациогенеза.
Конечно, невозможно «на одной ноге», в рамках газетной статьи, разобраться в проблемах, над которыми десятилетиями с жаром спорят историки, политологи, социологи и антропологи. Тем более, что я прекрасно осознаю: любая моя фраза может быть встречена в штыки сторонниками других подходов к проблематике, нежели те, которых придерживаюсь я. Но я и не собирался окончательно решить все спорные вопросы теории нациогенеза в двух газетных абзацах.
Все сказанное было необходимо лишь для того, чтобы подчеркнуть бесспорную, на мой взгляд, мысль: наше представление об истории – это ключевой вопрос для нашей коллективной идентичности. Наше национальное самосознание формируется нашими представлениями о нашем происхождении. К собственному народу мы относим тех, кто обладает общим с нами, на наш взгляд, происхождением. И наоборот, те, кто разделяет наши представления об этой общности, и так же, как и мы, отождествляет себя с ней – и составляют наш народ. Границы «нашего» народа совпадают с границами «нашей» истории.
Из этого следует, что «чужие», те, кого мы отказываемся признавать «своими», не имеют права на «нашу» историю. У них должна быть какая-то своя, отдельная история. Те, с кем (с нашей точки зрения) история нас разделяет, с большим трудом смогут стать органичной частью нашей гражданской нации. Наше совместное проживание будет не взаимообогащающим симбиозом, а постоянным источником дискомфорта, напряженности и вытекающих из этого проблем.
Что означают эти теоретические утверждения применительно к современной украинской ситуации, и почему это важно для еврейской общины?

Нация: модель для сборки

В современной модели государства-нации, к которой, разумеется, относится и Украина, особое значение для формирования массового самосознания приобретает официальная «политика памяти», т.е., совокупность сознательных и системных усилий государства в сфере создания у граждан общего представления об истории. Особенно интенсивно и неоднозначно эти процессы проходят в молодых государствах, находящихся в процессе непростого поиска наиболее эффективной для цементирования национального самосознания модели истории.
Официальная «политика памяти» реализуется в самых разных сферах. В качестве хрестоматийных примеров можно привести формирование государственной символики, апеллирующей к разным историческим периодам и воплощающей претензии на преемственность к государственным образованиям прошлого, учреждение государственных праздников, установка памятников… Символы и фигуры из прошлого, подспудно формирующие наше представление о национальной истории, окружают в нашей каждодневной жизни – в оформлении банкнот национальной валюты, названии улиц, эмблемах на фуражке и шевронах прошедшего мимо нас военного, визуальном символе нашей страны на номерных знаках автомобилей.
Конечно, государственная «политика памяти» может быть более или менее убедительной для основной массы сограждан. Но в силу колоссальных ресурсов, находящихся в руках у национальной бюрократии, как правило, быстрее или медленнее, в зависимости от контекста, определенный консенсус в отношении к истории, осмысляющейся как «собственная», у населения формируется.
Наиболее эффективное орудие формирования коллективного исторического самосознания этой сфере, находящееся в руках государства – это формальное образование, в первую очередь, школьное. Упрощая, можно констатировать, что учебник истории – это именно то, что определяет на настоящий момент, с чего начинается нация – и где она заканчивается.
Официально принятая в нашей стране концепция предполагает существование «многонационального украинского народа». Эту модель принято называть «инклюзивой», включающей в себя различные группы и допускающей внутреннее разнообразие. Т.е., нация мыслится как гражданское и полиэтническое сообщество всех обладателей украинских паспортов на территории страны в нынешних ее границах. В рамках этой же логики естественной была и отмена советского рудимента – графы «национальность» в украинских паспортах.
Теоретически, наверное, государственная «политика памяти», исходящая из этой концепции, естественно предполагает восприятие прошлого Украины как истории всех народов, проживающих на ее современной территории.
Однако, как мы все прекрасно знаем, на самом деле это не так. На практическом уровне история Украины тотально подменяется этноцентрической историей восточнославянского народа, центральным сюжетом которой является его борьба за обретение собственной государственности. Школьные учебники «отечественной истории» начинаются с Киевской Руси, а не с античных городов и скифских государств Крыма и Северного Причерноморья и не с тюркских государственных образований степной зоны. У школьников нет шансов узнать из учебников или от учителя, что название «Киев» впервые зафиксировано в документе, написанном на иврите, задолго до упоминания столицы нашего государства в древнерусских летописях. Подобные примеры можно продолжать до бесконечности.
Мне кажется очевидным, что пренебрегая историей и культурой неславянских этносов, веками и тысячелетиями проживающих в нашей стране, мы сами обкрадываем себя, разбазариваем накопленный поколениями «капитал разнообразия», обедняем сокровищницу нашего исторического наследия.
Однако вопрос не только в досадном обеднении культурной «копилки» полиэтничной украинской нации. Проблема заключается в том, что в рамках нарратива, вычеркивающего любую неславянскую историю и культуру за пределы общенационального интереса, с точки зрения самосознания, ощущения «общности исторической судьбы», просто невозможна полноценная интеграция других этносов в наш социум. На основе подобного представления о собственном прошлом формируется «эксклюзивная» модель коллективной идентичности, исключающая все народы, история которых не воспринимается нами как собственная.

Конфликты нарративов

Приведу несколько примеров, как выглядят на практике проявления очерченных выше общих тенденции в формировании коллективной исторической памяти.
Мой добрый друг и коллега успешно защитил недавно диссертацию на соискание научной степени кандидата исторических наук. Его исследование было посвящено еврейской общине его региона. Во введении, для обоснования, как это положено, актуальности и значимости темы, он имел неосторожность, в частности, сослаться на одну мою статью, в которой я (надеюсь, мне простится самоцитата) утверждал: «история Украины – это история всех ее народов, мозаичная и бесконечно разнообразная».
Официальный оппонент, корифей украинской исторической науки, профессор и академик, автор десятков книг, в своем отзыве решительно отвергает подобный подход: «Нельзя согласиться с авторов, который встает на позицию В.Лихачева […] История Украины – это история украинского народа и отдельных представителей других народов, в разные времена присоединившихся к совместному проживанию с коренным на этой земле». Далее следует ряд довольно безграмотных, хотя любопытных с точки зрения дискурса пассажей о «коренных народах» (кроме украинцев, по мнению академика, «только крымчаки, кыпчаки, караимы и крымские татары являются коренными»), однако квинтэссенция эксклюзивного понимания истории, и, стало быть, характера нации, содержится именно в процитированной фразе. Согласно этому взгляду, присоединиться к украинскому народу, единственному полноценному действующему лицу на этой земле, могут только «отдельные представители» других народов (вероятно, в частности, за счет отказа от собственной истории и самосознания в пользу самоотождествления с украинским этноцентрическим дискурсом).
Хочу подчеркнуть, что эта позиция, может, пожалуй, считаться полуофициальным выражением современной украинской историософии – по крайней мере, если судить по регалиям автора процитированного фрагмента.
На более простых, но имеющих и большее отношение к реальной жизни уровнях дискуссии между «инклюзивным» и «эксклюзивным» пониманием украинской истории и, стало быть, современной нации, эта концепция выражается еще яснее.
Классическим примером в этой сфере является стандартное отношение в украинском дискурсе к Холокосту как к чему-то, что произошло с «евреями». В силу искривленной логики этноцентрического мировоззрения естественным образом «ваш» (еврейский) Холокост противопоставляется «нашему» (украинскому) Голодомору. Это противопоставление не всегда имеет негативный характер (но иногда имеет, как в высказывании пресс-секретаря одной парламентской партии: «не евреям, не признающим наш Голодомор геноцидом, указывать нам…»). Напротив, часто можно встретить положительную, казалось бы, коннотацию. Так, предыдущий президент страны неоднократно высказывал тезис о том, что нам, украинцам, необходимо поучиться у евреев, как нужно увековечивать память о свой национальной трагедии и рассказывать о ней по всему миру. Однако, при кажущейся положительной эмоциональной окраске подобного высказывания, его логическое продолжение неизбежно приводит нас к тому, что у украинцев и евреев даже на одной и той же территории нашей страны – разные трагедии, разные истории и, следовательно, евреи как бы не вполне часть украинской нации.
Несколько лет назад во Львове произошел небольшой конфликт, связанный с показом в школе с польским языком преподавания фильма «Два танго», организованным фондом «Хесэд Арье». Члены Львовского горсовета от фракции «Свободы» направили даже специальный депутатский запрос мэру и областному прокурору относительно деятельности «Жидовского объединения “Хесед Арье”» (как известно, представители этой политической силы пользуются именно словом «жид» и его производными для обозначения еврея, что, впрочем, в случае Галиции довольно распространено в бытовой разговорной речи, в том числе без всякого оттенка антисемитизма). Если бы это был просто один из пропагандистских памфлетов праворадикальной партии, не стоило бы останавливаться на нем подробнее, однако, будучи запросом, подписанным депутатами горсовета, за которыми стоят многочисленные избиратели, этот текст приобретает совсем другой статус. Ведь именно эти люди имеют право определять, какие конкретные формы принимает государственная «политика памяти» на региональном уровне.
Если верить информации пресс-службы «Свободы», представители «Хеседа», в частности, выразили свое возмущение фактом размещения на фасаде школы мемориальной доски в честь Романа Шухевича. Это, в первую очередь, и спровоцировало негодование депутатов. Я не знаю, действительно ли это так – в принципе, наличие доски в память руководителя Украинской повстанческой армии на здании школы с польским языком преподавания, учитывая политику УПА по отношению к этническому польскому населению в годы войны, пожалуй, действительно выглядит двусмысленно. Однако меня сейчас интересуют не то, был ли показ фильма действительно организован с нарушением каких-то принципов корректности, а логика представителей региональной власти относительно единственно верного понимания исторической проблематики.
Депутатский запрос сформулирован с безапелляционной и категоричной интонацией: «Хочется напомнить представителям жидовской общины и всех еврейских организаций, которые действуют на территории Украины, что Тарасу Чупрынке (Роману Шухевичу), несокрушимому руководителю украинской повстанческой армии, указом Президента Украины Виктора Ющенко посмертно присвоено звание “Героя Украины”», назидательно отмечают депутаты горсовета от «Свободы», а далее переходят к историческим вопросам: «Последние архивные документы, рассекреченные и обнародованные Службой безопасности Украины свидетельствуют о том, что значительную роль в организации уничтожения украинского народа во время голодомора играли партийные, советские и энкаведистские кадры жидовской национальности. Вместо того, чтобы жидам покаяться перед украинским народом за причастность к его уничтожению в годы советской тоталитарной власти, современные “так называемые” деятели жидовских объединений на нашей украинской земле, игнорируя украинские законы, коварно сеют межнациональную рознь и конфликты, перекручивая факты прошлого и трактуя историю нашего народа на свой, жидовский вкус. Тарас Чупрынка (Роман Шухевич) является Великим Украинцем, и не жидам судить, кого мы, украинцы, должны возвеличивать как своих национальных героев и кого мы должны возносить на Пантеон славы нашего Государства».
Помимо апелляции к идее о коллективной ответственности евреев за Голодомор, базирующейся на концепте «жидо-большевизма», тенденции к осмыслению окружающей реальности в этноцентрическом ключе и склонности к неоправданным обобщениям (негативной этно-стереотипизации), этот текст представляется мне крайне показательным своим ярко выраженным «эксклюзивным» подходу к пониманию нации и истории. По сути, в несколько упрощенной, даже вульгаризированной форме львовские депутаты излагают ровно ту же идею, что и упоминавшийся выше академик.
Документ отражает то же «рамочное» видение, согласно которому у каждого народа своя отдельная история. Есть некая «украинская история», частью которой евреи не являются и не могут о ней судить. Когда «так называемые деятели жидовских объединений» «на нашей украинской земле трактуют нашу украинскую историю на свой еврейский вкус» – это они «коварно сеют межнациональную рознь». Никак иначе в рамках этой концептуальной схемы быть не может. У каждого народа есть (должен быть!) свой «вкус» к истории, при этом на украинской земле единственно возможным взглядом является украинский, а прочие являются «перекручиванием фактов». Из текста очевидно, что «перекручивание фактов истории» является выражением «еврейских вкусов», попытки евреев «судить» о том, кто должен быть вознесен на пантеон славы украинского государства. Из порождения коллективного бессознательного львовских депутатов столь же очевидно следует, что евреи не являются частью украинского общества в той же степени, в какой еврейская история не является частью истории украинской.
У меня, в общем-то, нет никаких возражений против мемориальных досок Роману Шухевичу во Львове. Я вполне понимаю место этой личности в историческом самосознании многих жителей Восточной Галиции и отношусь к их взглядам на историю с уважением. Меня крайне удручает только противопоставление в этом контексте «украинской» и «еврейской» историй.
Потому что если еврейская история – не «наша», то нужны ли Львовской области фрески Бруно Шульца, вывезенные больше десяти лет назад в Израиль из Дрогобыча не вполне, мягко скажем, корректным образом? Может быть, действительно, пусть себе сохранением еврейской истории занимается еврейское государство, а украинскому государству эти сюжеты не нужны?
Возможно, противопоставление фресок еврейского художника и писателя мемориальным доскам в память об украинском военно-политическом деятели и несколько некорректно. К тому же, его можно заострить напоминанием о том, что Бруно Шульц был убит немецкой пулей – а Роман Шухевич, как ни крути, вошел во Львов заместителем командира спецподразделения Абвера, и это, увы, не «перекручивание фактов», а их констатация…
К сожалению, подобных конфликтных исторических нарративов в украинско-еврейской коллективной памяти можно вспомнить еще немало.
Так, каждый год город Умань Черкасской области принимает десятки тысяч еврейских паломников, приезжающих на могилу р.Нахмана. Как известно, основатель брацлавского хасидизма сознательно приехал в город, чтобы умереть там и быть похороненным в Умани потому, что хотел лежать в земле вместе с жертвами погромов времен колиивщины. Конечно, подавляющее большинство паломников не представляется себе, кто такие Иван Гонта и Максим Железняк, чьим именем в Умани названы улицы, и какова их роль в судьбе еврейской общины города. Однако мы-то представляем, и нам-то понятно, что хотели сказать современные антисемиты, организовав митинг против приезда хасидов под закладным камнем на месте предполагаемого памятника этим важным для украинской истории персонажам. И мы не удивляемся, что депутаты Уманского городского и Черкасского областного советов периодически выступают с идеей перезахоронения праха р.Нахмана в Израиле. Если мы на каждом шагу встречаемся с иллюстрациями того, что этнически «неукраинское» историческое наследие не воспринимается (и не культивируется) в обществе в качестве собственного, то что ж странного, что местные депутаты были бы только рады избавиться от головной боли, вызванной тем, что обычный райцентр привлекает паломников со всего мира.
Мне вовсе не хочется противопоставлять Бруно Шульца Роману Шухевичу, а р.Нахмана – Гонте и Железняку. Мне кажется, что подобные «конфликтные нарративы» можно было бы, сохраняя неоднозначности, инкорпорировать в контекст многообразного полиэтнического исторического самосознания. Но это практически невозможно сделать в рамках этноцентрического «эксклюзивного» подхода к истории, доминирующего у нас в образовании и массовом сознании.
А главная проблема, на мой взгляд, в том, что история – это не просто что-то, что было когда-то и о чем спокойно можно не вспоминать, захлопнув с облегчением школьный учебник после получения аттестата. Мы все равно на каждом шагу будем натыкаться на отголоски сформулированной в этом учебнике концепции. История формирует общество, в котором мы живем. И то, как мы к ней относимся, может заставлять нас возводить баррикады, а может стирать границы между нами.

Для газеты «Хадашот»