Доклад, прочитанный на Международной московской конференции «Защитим будущее» 2 ноября 2016 г.

Как единодушно отмечают исследователи и представители еврейских общин, проявления антисемитизма на постсоветском пространстве не носят масштабного и действительно угрожающего характера. Конечно, каждое публичное высказывание, содержащее оскорбительную риторику, каждый акт вандализма или тем более физическое нападение на евреев сами по себе являются проблемой и категорически недопустимы. Но если объективно сравнивать положение еврейской общины в России или Украине с ситуацией во Франции или даже Германии, в глаза бросается значительная разница. Более того, как известно, в Западной Европе (и шире – в Западном мире) уровень антисемитизма, если измерять его в количестве совершаемых на почве этой формы ксенофобии преступлений, после десятилетий, как кажется сегодня, почти идеального спокойствия, с 2000 г. начал стремительно расти. Периоды относительного спада перемежаются резкими всплесками всякий раз, когда происходит обострение арабо-израильского конфликта, точнее – силового противостояния Государства Израиль с враждебными террористическими группировками. На постсоветском пространстве напротив – фиксируется обратная динамика. Ближневосточная ситуация никак не сказывается на количестве обусловленных идеологией преступлений в отношении евреев, а общая долгосрочная тенденция устойчивого спада уровня антисемитизма остается неизменной.

В этом контексте можно было бы предположить, что тема антисемитизма и, шире, «еврейский вопрос» должны занимать исчезающе малое место в публичной политике, однако фиксирующиеся процессы значительно сложнее.

Больше десяти лет назад я обратил внимание на явление «инструментализации антисемитизма», или, другими словами, использования темы антисемитизма в отрыве от реальных проблем в политических целях, в первую очередь – для дискредитации оппонентов. Этот вопрос недостаточно, на мой взгляд, изученный на постсоветском пространстве, крайне важен для понимания процессов на территории, где политтехнологии стремятся полностью вытеснить живую конкурентную политическую борьбу, а власть демонстрирует интенцию к полному подчинению своим интересам информационного пространства. Как показала, например, история с информационным обеспечением организации избрания преемника Бориса Ельцина в России в 1999-2000 гг., речь идет о чем-то более серьезном, нежели эффективные, пусть и циничные, пиар-кампании в западном смысле. Традиционная машина прямолинейной пропаганды тоталитарных режимов, основанная на безальтернативности предлагаемого взгляда на мир, в условиях информационного общества превратилась в более сложную и в чем-то даже более эффективную систему социально-событийной инженерии, позволяющую в приемлемой для населения форме обосновать проводимую политику при сохранении внешней видимости демократических процедур. В наиболее успешных случаях подобный «апгрейт» государственной пропаганды позволяет даже сделать (или, по крайней мере, попытаться сделать) весьма противоречивую политику приемлемой в «большом» мире. Некоторые информационно-пропагандистские кампании проводятся специально для международного сообщества, или ведутся параллельно в двух жанрах и разными способами – для «внутреннего» потребителя и в расчете на «внешнюю аудиторию». Опять-таки, похожие явления имели место и в советские времена, однако с тех пор инженеры человеческого сознания заметно прогрессировали, лучше приспособившись к правилам игры в «большом» мире. Для обоснования аннексии стран Балтии в 1940 году достаточно было после оккупации привести к власти на инсценированных выборах единственный допущенный до них коммунистический блок, то сегодня же в схожих ситуациях необходимо не просто инсценировать пропагандистский спектакль, имитирующий поддержку местного населения, назвав его «референдумом», но и пригласить годами взращиваемых агентов влияния, которые в качестве никем не признанных «наблюдателей» должны легитимировать происходящее, и обеспечить их каналами распространения их версии происходящего в информационном пространстве.

Какую роль в масштабах решаемых задач может играть в информационно-пропагандистских кампаниях столь маргинальная в реальности, данной в ощущениях, тема, как антисемитизм? Как показала практика – довольно значительную.

Полагаю, это можно рассмотреть на реальных примерах, заодно очевидно демонстрирующих, во-первых, как оттачивалось мастерство манипуляторов, а во-вторых – как постепенно увеличивался масштаб политтехнологических операций.

В качестве предыстории можно упомянуть, что тема антисемитизма была использована в Украине в пропагандистских кампаниях по дискредитации оппозиции накануне Оранжевой революции. Этот пример интересен также тем, что именно тогда формировалось зерно наиболее выигрышной, как могло показаться, формы представления как россиянам, так и международному сообществу образа украинской политической силы, воспринимавшейся как враждебная Кремлю и антироссийская. Из перспективы 2014 года борьба против «нашизма» (от названия блока Виктора Ющенко «Наша Украина») и «оранжевой чумы» в эфире проправительственных телеканалов десятилетней давности выглядела просто как преамбула «антифашистской» пропаганды, направленной против участников Революции достоинства. В свою очередь, разумеется, сама идея не была придумана в Администрации президента Леонида Кучма. Она базируется на прочном фундаменте, созданном десятилетиями еще советской пропаганды.

Инструментализация антисемитизма занимала важное, если не центральное место в этой пропагандистской кампании. Этот случай был мной подробно описан, не буду повторяться¹. Напомню только в качестве примера, что именно антисемитские материалы (опубликованные за деньги на правах рекламы в результате сложной схемы) стали поводом для закрытия самой популярной оппозиционной газеты (вообще самой многотиражного обществено-политического ежедневного издания в стране).

В следующий раз пропагандистские усилия по использованию темы антисемитизма в Украине снова активизировались начиная с 2007 г. – для дискредитации того же Виктора Ющенко и олицетворяемого им украинского национализма². При этом, на этот раз речь шла не о дискредитации популярного оппозиционного политика: теперь эксплуатирующие «еврейский вопрос» информационные кампании использовались для критики государственной политики, и в силу этого их характер уже балансировали на грани антиукраинской направленности в целом, а то пересекали эту грань.

После победы на выборах Виктора Януковича происходила последовательная и, как представляется, со стороны власти – сознательная радикализация в значительной степени искусственного противостояния в обществе по вопросам культуры, языка и идентичности.

Политтехнологи, работавшие на Виктора Януковича, сознательно формировали стратегию, в рамках которой вся оппозиция описывалась как экстремистская и национал-радикальная, а власть, соответственно, мобилизовывала своих сторонников под «антифашистскими» лозунгами. Был запущен процесс «инструментализации фашизма», сыгравший важную роль в дальнейшем развитии событий во время Революции достоинства и сразу после ее победы.

Собственно, именно эта стратегия привела к ситуации зимы – весны 2014 г., когда т.н. «георгиевская ленточка» (распространившаяся с 2005 г. в России и на всем постсоветском пространстве в качестве визуального символа возрожденного советского идеологического конструкта «Великой Победы») стала отличительным знаком сначала противников Майдана, потом – участников пророссийского и сепаратистского движения. Первый этап пропагандистской кампании реализовывался весной 2013 г.

В его рамках, в частности, в силу ряда причин (например, для дискредитации украинской демократической оппозиции в глазах международного сообщества) важную роль играли провокации, призванные продемонстрировать антисемитский характер идеологии и деятельности партии «Свобода» (и таким образом – в целом всей политической оппозиции, находившейся с этой партией в тесных союзнических отношениях, в том числе закрепленных в ряде совместных документов и формальных коалиций, начиная с Комитета сопротивления диктатуре).

Несмотря на то, что юдофобия действительно занимала (и занимает) определенное место в идеологии и пропаганде «Свободы»³, пропрезидентским политтехнологам пришлось инициировать ряд инцидентов, которые дали бы более наглядный, чем ранее, повод обвинить эту политическую силу в антисемитизме.

Например, в ночь на 19 марта 2013 года ряд объектов, имеющих символическое значение для киевской еврейской общины, были обклеены листовками антисемитского содержания с символикой и координатами политической партии Всеукраинское объединение «Свобода»⁴. Листовки были размещена на памятнике писателю Шолом-Алейхему, на доме, где родилась Голда Меер, возле ресторана «Цимес», синагоги и на других зданиях. Текст листовки представлял собой цитаты из поэтических произведений Тараса Шевченко, которые могут быть интерпретированы как антисемитские. Пресс-служба ВО «Свобода» заявила, что партия не имеет отношения к этим листовкам, которые представляют собой «провокацию власти»⁵.

Насколько можно судить, в данном случае, равно как и в некоторых других (например, с содержащими угрозы письмами в адрес политиков и общественных деятелей еврейского происхождения от имени «Свободы»⁶), действительно имела место провокационная кампания с целью дискредитации партия. То же можно сказать про вызвавший серьезное беспокойство в обществе инцидент в Черкассах, где 6 апреля 2013 года группа молодых людей в футболках с надписью «ВО «Свобода» на спине и «Бей жидов!» на груди, не имеющих на самом деле никакого отношения к партии, устроили драку на оппозиционном митинге⁷.

Апогеем кампании по инструментализации фашизма накануне Революции достоинства стал «антифашистский» митинг 18 мая 2013 г., в ходе которого нанятые властью боевики напали на акцию оппозиции (именно тогда украинский политический лексикон обогатился термином «титушки»).

Второй этап PR-кампании стартовал уже во время революции, одновременно (день в день) с принятием пакета репрессивного «антиэкстремистского» и «антфашистского» законов 16 января 2014 г.⁸ Т.н. «законы о диктатуре», как их сразу назвали в Украине, создавали законодательную базу для силового разгона Майдана. Для легитимации жестких мер в публичном пространстве, в частности, на международной арене, власти было необходимо представить протестующих фашистами и антисемитами. Хотя у меня нет прямых доказательств, но я считаю совершенные в эти дни нападения на религиозных евреев⁹ в Киеве брутальной провокацией, которая была частью этой кампании.

Но никогда ранее использование антисемитизма для обоснования крайне противоречивых шагов, в данном случае, в государственной политике на международном уровне, не достигало такого масштаба, как это произошло в начале российско-украинского конфликта весной 2014 г.

Начну с самого яркого примера – речи президента Российской Федерации 18 марта в Федеральном Собрании по поводу официальной аннексии Россией полуострова. Мероприятие было обставлено в торжественном, даже помпезном стиле. Каждая его деталь должна была подчеркнуть, во-первых, легитимность российских территориальных претензий к соседу, а во-вторых – необратимость произошедшей аннексии. Владимир Путин таким образом интерпретировал произошедшее в Киеве в историческом обращении к Федеральному Собранию по поводу аннексии Крыма: «Главными исполнителями переворота стали националисты, неонацисты, русофобы и антисемиты. Именно они во многом определяют и сегодня еще, до сих пор, жизнь на Украине»¹⁰.

Подчеркну – обвинение новых украинских властей в антисемитизме было не просто одним из многих аргументов в пользу необходимости присоединения Крыма, но одним из буквально двух-трех самых важных (наряду с «крайним национализмом»¹¹ и «русофобией»). Совершенно очевидно, что многое может быть правильно понято только в этом контексте, в том числе – осквернение симферопольской синагоги, произошедшее в ночь, когда российские военные взяли центр города под свой контроль.  

Другой, почти столь же сильный пример – это заявление российского МИДа от 13 апреля 2014 года «в связи с осложнением ситуации в юго-восточных районах Украины»¹². Напомню, что накануне, 12 апреля, группы вооруженных людей, россиян, что на тот момент было уже очевидно, организовано, в один день, захватили Славянск и Краматорск. Именно это подразумевается под осложнением ситуации в юго-восточных районах Украины. Констатируя то, что «развитие обстановки на юго-востоке приобретает крайне опасный характер», МИД России в первой же фразе утверждает следующее: «самопровозглашенные в результате переворота киевские власти взяли курс на силовое подавление народных протестов, ставших реакцией на полное игнорирование законных интересов жителей юго-восточных регионов, прямые угрозы и насилие в отношении всех, кто не согласен с засильем национал-радикалов шовинистическими, русофобскими, антисемитскими действиями коалиции, которая воцарилась в Киеве при прямой поддержке США и Евросоюза».

Другими словами, то, что лицемерно названо «обострением ситуации на юго-востоке Украины» с точки зрения российского МИДа якобы объясняется реакцией населения на насилие в отношении всех, кто не согласен с антисемитскими действиями новой власти. Если еще упростить тезис, захват Славянска и Краматорска – это реакция на антисемитские действия власти. Антисемитизм снова выступает одним из трех (вместе с «русофобией» и «национал-радикализмом») самых существенных основания для решительного вмешательства во внутренние дела Украины.

Подобные высказывания и оценки, сделанные на самом высоком официальном уровне, конечно, подкреплялись значительным объемом пропагандистской продукции в СМИ. В наиболее технически изящном исполнении в подобных кампаниях использовались реально произошедшие события, а нужный эффект создавался за счет тенденциозной подачи, искажения  пропорций и тщательно подобранных комментариев (как, например, в случае с симферопольским раввином, отъезд которого после того, как город был взят под контроль российских военных был представлен как бегство из Киева из-за захвата антисемитами власти¹³). В ряде случаев, как можно предположить, реальные события были организованы в провокационных целях именно для того, чтобы стать элементом в пропагандистских кампаниях (как это было в случае с погромщиками в футболках с надписью «бей жидов» в Черкассах). Но нередко пропагандистские «волны» «разгонялись» просто «из ничего», т. е., были основаны на полностью выдуманных «фактах», как, например, рассказ газеты «Известия» со ссылкой на несуществующего представителя еврейской общины о десятках евреях, пострадавших от рук боевиков «Правого сектора» в Одессе¹⁴.

Для внешнего пользования Россия сформировала целую систему информирования международного сообщества по дипломатическим каналам через посольства¹⁵, через различные неправительственные организации, влияние которых государство спонсирует и поддерживает в разных точках мира, целую систему информирования западной аудитории. В первые месяцы противостояния в 2014 г. эта пропагандистская кампания в значительной степени базировалась именно на обвинении новой киевской власти в антисемитизме. Украинские лидеры мнений и СМИ выступали в этом информационном контексте реактивно – т.е., отвечая на обвинения российских официальных лиц и медиа. Вполне естественно, что в первую очередь усилия лидеров вчерашнего протестного движения, нового руководства страны и еврейской общины были направлены на опровержение неоправданных, с их точки зрения, обвинений в антисемитизме. В значительной степени, эта деятельность увенчалась успехом, что в конечном итоге обусловило и спад активности эксплуатации соответствующего тезиса в официальном российском дискурсе и СМИ.

Характерно, что одновременно, как в России, так и в Украине в кругах, негативно отнесшихся к новой власти, формировался другой пропагандистский стереотип – о том, что в результате победы Майдана власть в стране взяли евреи. Хотя в основном эту к этой идее прибегали для дискредитации властей группы, ориентирующиеся на идеологию русского национализма (что характерно, как этнического, так и надэтнического/ имперского), в первые месяцы после победы революции она время от времени эксплуатировалась даже на федеральном российском телевидении. В конечном итоге, этот в собственном смысле антисемитский тезис о еврейском происхождении руководства Украины стал частью квзаи-государственной идеологии самопровозглашенных на территории части Донецкой и Луганской областей республик. Однако, предметом данного доклада является инструментальное использование антисемитизма в политических кампаниях, а не искренний антисемитизм тех или иных политических деятелей.

Думаю, довольно очевидно, что муссирование темы антисемитизма, пусть и с позиции лицемерного возмущения, в подобном контексте может привести не к дальнейшей маргинализации в публичном пространстве, но напротив – к появлению реальных проблем. Для того, чтобы закрыть издание под благовидным предлогом публикации в нем антисемитских материалов, нужно, чтобы эти статьи в ней вышли. Для того, чтобы дискредитировать оппозиционную коалицию участием в ней политической силы, идеология которой включает элементы антисемитизма, желательно, чтобы она что-то собой представляла и была заметна. Наконец, для того, чтобы пугать обывателя и Запад антисемитскими инцидентами, необходимо, чтобы они происходили. В условиях снижения уровня антисемитских настроений в обществе столь серьезные вопросы политтехнологи не могут пускать на самотек. И они этого не делают. Мне кажется, на примере процессов, являющихся предметом данного доклада, это особенно очевидно.

 

Примечания

1 См.: Лихачев В. Межнациональные отношения в Украине в контексте выборов: политтехнологии и провокации – Вибори президента України в контесті міжнаціональних і міжконфесійних відносин. Матеріали мониторингу. Випуск перший. К.: Конгрес національних громад Украіни, Центр соціально-економічних досліджень «Діаматик», 2004. С.4–32; Лихачев В. Антисемитизм как политтехнология (на примере президентских выборов в Украине) — Тирош. Труды по иудаике. Вып. VII. М., 2005. С. 220-235.