Комментарии и анализ

Илья Хржановский

Симулятор эмоций имени Хржановского: каким может стать мемориальный центр «Бабий Яр»

Несколько дней назад руководство Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» удивило киевлян призывом переименовать станцию метро «Дорогожичи» на «Бабий Яр» и сделать ее редизайн. Генеральный директор центра Макс Якобер на своей странице в Фейсбуке объяснил  это необходимостью постоянно что-то делать, чтобы не забывать о трагедии Холокоста. К сожалению, то, как господин Яковер пишет о Холокосте, заставляет человека с историческим образованием посоветовать ему прежде всего ознакомиться с фактажем и исследованиями на тему, ведь все-таки хотелось бы, чтобы активные действия по коммеморации этой трагедии соотносились с тем, что мы о ней уже знаем.

Речь идет о таком утверждении: «Холокост в виде системного массового уничтожение людей придумали НЕ сразу. Сначала нацисты расстреливали. Крупнейший массовый одновременный расстрел в истории человечества произошел у нас в Киеве, в Бабьем Яру. После него часть эсесовцев из расстрельной команды сошла с ума, человеческая психика не может такого выдержать. Так появилась идея газовых камер – чтобы не смотреть».

В этом утверждении есть ряд фактологических ошибок, потому что, все-таки, сначала нацисты не расстреливали, а строили концентрационные лагеря в Германии, куда систематически отсылали евреев, цыган, социалистов, людей с психическими расстройствами, афро-немцев, представителей ЛГБТ-сообщества и просто политических оппонентов. Гитлер стал канцлером Германии в январе 1933 года, а Дахау начал работать уже в марте. В рамках истории Холокоста также выделяют период с 1941 до 1945 года, когда действовала политика «окончательного решения еврейского вопроса», связанная именно с массовым уничтожением евреев и других перечисленных выше групп (об этом можно получить информацию в открытых источниках, в частности: здесь  и здесь, в достаточно основательной статье в украинской Википедии). На разных территориях это уничтожение носило разный характер. Так, относительно территории Советского Союза и Украины, в частности, говорят о «Холокосте от пуль». Его особенность действительно заключалась в том, что на этих территориях главным способом уничтожение были расстрелы, продолжавшиеся в течение 1941-1944 годов (этому, в частности, посвящено учебно-методическое пособие, подготовленное Украинским центром изучения Холокоста). То есть, на территории Украины расстреливали НЕ вначале, а в течение всего периода оккупации. Самый массовый расстрел действительно состоялся в Бабьем Яру, где 29–30 сентября 1941 года убили 33 771 человека. И здесь у господина Яковера возникает еще одна ошибка с датировкой, потому что первое убийство путем отравления газом в Аушвице-Биркенау произошло  3 сентября 1941 года, то есть почти на месяц раньше.

Пробелы в знаниях вместе с амбициозными планами, вышедшими сейчас далеко за рамки еще не построенного Мемориального центра, вызывают обеспокоенность, ведь Киев требует места памяти о Холокосте, а Бабий Яр действительно является территорией, связанной с целым рядом трагедий в истории города. Тем не менее, важно не только помнить. Память – это всегда интерпретация прошлого сквозь призму времени, сквозь призму современности. Поэтому создание места памяти о Холокосте в Украине – очень сложная миссия, требующая не только глубокой осведомленности в вопросе, но и определенной ценностной позиции, соответствующей урокам Холокоста для человечества.

Осмысление Холокоста в художественном и музейном измерениях имеет долгую историю, в центре которой принято ставить необъятность масштабов трагедии. Уже в этом контексте идея переименования и редизайна станции метро «Дорогожичи», чтобы сделать ее «началом рассказа» об одной из величайших трагедий ХХ века, вызывает скепсис относительно понимания командой проекта темы, которую она планируют раскрыть. Пространства памяти обычно создаются как места, где человек останавливается и рефлексирует над прошлым. Это требует сосредоточенности и погружения.

Зритель должен заходить в эти пространства по доброй воле и с желанием понять, с уважением к событиям, которым мемориал посвящен, и ценностям, которые он транслирует. Такое взаимодействие между мемориалом и его посетителем просто невозможно в транзитном пространстве станции метро, превращающем память о Холокосте на обычный перечень объектов, банальный фон повседневной жизни горожан.

В целом, пока трудно сказать, как новая команда видит концепцию мемориального центра. Детализированных публичных заявлений по этому поводу пока сделано не было. Однако, некоторые предположения можно сделать вследствие исследования предыдущих работ руководителей проекта. И если генеральный директор Макс Яковер не имеет опыта подобных проектов, то с Ильей Хржановским, художественным руководителем центра, ситуация несколько сложнее, поскольку он имеет за плечами проект «ДАУ». На «ДАУ» как примере того, что нас может ожидать с мемориальным комплексом «Бабий Яр», хотелось бы сосредоточиться отдельно.

Илья Хржановский – российский режиссер, прежде всего, известный по фильму «Четыре», снятому по сценарию Владимира Сорокина. Но у него еще один проект под названием «ДАУ», с которым широкая публика еще не знакома. В центре истории «ДАУ» – жизнь Льва Ландау, который в 1932–1937 годах возглавлял теоретический отдел Физико-технического института в Харькове. В начале Сорокин также должен был работать в проекте, но Хржановский решил отказаться от сценария. Вместо этого он создал в Харькове закрытое пространство, в котором до деталей, включающих нижнее белье и прически, попытался воссоздать быт советского исследовательского института 30-х годов. Сам проект в процессе съемок превратился в своеобразное реалити-шоу, где отсутствие сценария не означало отсутствия режиссера. Хржановский контролировал то, как задействованные в проекте люди выглядели, как они говорили, и даже, что они ели. Он также осуществлял общее руководство ходом событий, добавляя к команде участников, которые бы позволили сценарию развиваться в выбранном им направлении. Так, например, на площадку попали российские неонацисты (Подробнее об особенностях проекта можно узнать из подборки  посвященных «ДАУ» отзывов западной и российской прессы, собранных Антоном Долиным для Медузы).

Во время съемок «ДАУ» воспринимался как интересный аттракцион, туда многие хотели попасть,а некоторым это даже удавалось. Однако, счастливчики со временем замечали, что развлекательность эксперимента погружения в советские 30-е скрывала манипуляции сознанием, насилие и необычный для современного человека уровень контроля со стороны властной структуры в лице режиссера (таким, в частности, является комментарий  Лидии Стародубцевой). То есть, в принципе, аттракцион о советских 30-е по структуре в определенной степени воспроизводил оригинал.

У профессионального историка амбиции создателя «ДАУ» вызывают скорее ироническую улыбку. Если режиссер действительно хотел поиграть в маленького Сталина или Берию, упорядочивая советский мир в отдельно взятом павильоне отдельно заброшенного харьковского бассейна, то амбиция была явно не столь мегаломанской, как выглядит проект в описании. Манипулировать несколькими сотнями людей в закрытом помещении за чужие деньги – это не то же самое, что проводить коллективизацию, индустриализацию и массовые репрессии в 11 республиках. Но желание создать манипулятивный проект-погружение в 1930-е серьезно беспокоит.

В случае туристов «ДАУ» можно говорить об интересном феномене общественного забвения и обращать на него внимание Института национальной памяти, ведь ностальгическое отношение к 1930-м не только игнорирует ужасы этого периода, но и является неэтичным к миллионам украинцев, погибших в это время. Режиссера, с его вниманием к деталям материальной среды этого периода и попытками выстраивать присущие ему сценарии (например, бунт молодого поколения ученых против старших коллег) банальным непониманием, с чем он имел дело, оправдать трудно. Единственным объяснением манипулятивного эксперимента с симуляцией чрезвычайно сложного и страшного исторического контекста пока кажется искренняя заинтересованность режиссера насилием в разных его проявлениях.

Западная пресса привела достаточно примеров насилия в «ДАУ». Им практически посвящена статья, опубликованная Аурелиано Тоне и Бриджитт Салино во французском «Le Monde» и переведенная на русский язык. Среди прочего, авторы отмечают, что два изнасилования, случившиеся  на проекте, были записаны на камеру и демонстрируются зрителям фильма. Также авторы описывают избиения и унижения американского художника российскими неонацистами, разрушившими в конце проекта часть института. Неонацисты, по словам участника проекта Ильи Пермякова, были приглашены на проект именно Хржановским. В комментарии «Le Monde» Пермяков отметил, что: «ДАУ» должен был завершиться бунтом молодого поколения ученых против старших, но они не осмелились и тогда Илья подключил неонацистов». Журналисты также пишут, что в фильме лидер неонацистов Марцинкевич отрезал голову свиньи, а затем выбил на ней звезду Давида и слово «дегенераты». Да, выбивал ее не Илья Хржановский. Он просто пригласил неонацистов на проект, не остановил то, что они делали, и популяризировал их в «ДАУ».

Еще одна жуткая история, связанная с «ДАУ», представленная «Le Monde», касается Владимира Ажиппо, генерал-лейтенанта КГБ, приглашенного Хржановским на проект. В одном из эпизодов фильма, по данным издания, Ажиппо изнасиловал актрису бутылкой. Хржановский оправдывал этот эпизод тем, что женщина работала в секс-индустрии и практиковала БДСМ. Жаль, но режиссер не знает, что изнасилование (секс без согласия) является изнасилованием безотносительно к профессии лица, его пережившего. Эпизод также оправдывают тем, что женщина подписала согласие на показ этой сцены и не подавала жалоб в органы охраны правопорядка на то, что произошло. Однако этот аргумент также не выдерживает никакой критики. Ни для кого не секрет, что и в России (женщина была русской), и в Украине работницы секс-индустрии фактически бесправны. Из-за стигматизации и криминализации своей деятельности они избегают контактов с представителями правоохранительных органов всеми возможными путями. Иными словами, женщина, пострадавшая на съемочной площадке господина Хржановского, точно знала, что никакой помощи в случае жалобы она не получит. Мы также не знаем ничего об условиях, в которых она приняла решение подписать согласие на показ. И здесь в контексте истории Холокоста стоит упомянуть еврейских женщин, которые тоже становились жертвами сексуального насилия вследствие стигматизации и бесправия. Возможно, под этим углом зрения, мы должны переосмыслить аргументы господина Хржановского об отсутствии протестов от человека, страдания которого он видел и не захотел остановить.

Почему краткий экскурс в процесс создания «ДАУ» является важным в контексте новой должности Ильи Хржановского? Потому что «ДАУ» был проектом, в реальных условиях исследовавшим природу эмоционального и физического насилия и привлек в этому исследованию сотни участников. «ДАУ» также был проектом, где систематически нарушали права человека.

Автор «ДАУ» не занимает этической позиции в вопросах насилия, иначе трудно понять, зачем он его активно стимулировал. Скорее он погружает в него себя и других, демонстрируя, как далеко человек может зайти в соответствующих обстоятельствах.

Это, и факт того, что Хржановский работал со симуляцией в режиме реального времени, а не с художественной форме с присущим ей дистанцированием (прежде всего дистанцированием участников сцен насилия от его реалий), заставляет предположить, что Хржановского интересует этот феномен как таковой. И тогда возникает вопрос: мы действительно хотим мемориал, где на первом плане будет погружение в насилие и травмы в противовес их осмыслению? Для Хржановского характерен первый подход, для мировой практики мемориальных центров Холокоста – второй. Например, Мемориальный Музей Холокоста США ставит своей целью обучение людей в отношении угроз, которые несет в себе ненависть, и необходимость предупреждения геноцидов. Это переключение оптики из фокуса на насилие как феномен к акценту на его разрушительную природу и последствия, на ценностные уроки, которые посетители должны вынести из музейной экспозиции. В очень короткой формулировке – традиция коммеморации Холокоста связана с осуждением насильственных действий. «ДАУ» построен на этих действиях.

В статье Лизы Розовски, опубликованной в Haaretz, есть короткое интервью с Максом Яковером, который подчеркивает эмоциональную составляющую нового музея в противовес комментариям предыдущей руководительницы Центра исследования Холокоста «Бабий Яр» Яны Бариновой, чьим приоритетом была выработка смыслов. Эмоциональная составляющая – важнейший компонент для мемориалов, посвященных травматическим событиям. Но поверхностность понимания темы Максом Яковером в сочетании с оттеснением на второй план проблемы смыслов и привлечением Ильи Хржановского в проект вызывает вопрос, является ли симулятор эмоций с глубинным погружением в природу насилия  тем мемориалом Холокоста, который действительно отдаст дань памяти жертв трагедии Бабьего Яра.

Юлия Скубицкая, историк, Ph.D

Перевод редакции сайта

lb.ua