Комментарии и анализ

Джоан Роулинг

Умственная однородность

«150 писателей, в том числе гонимая Джоан Роулинг, подписали письмо против нового на Западе явления cancel culture. Термин относится к популярной практике бойкота, остракизма, шельмования людей, допустивших спорные поступки или высказывания, способные вызвать возражения или кажущиеся обидными». Чуть-чуть посмакуем информповод.

Автор «Гарри Поттера» сама подверглась бойкоту за «трансфобию». То есть за ненависть к трансгендерным людям. Хотя Роулинг много раз отрицала, что переживает подобное чувство. И даже очень внятно высказалась по сути дела. Но внятная речь всегда бывает плохо слышна за криками «ату его».

А дело было так. Роулинг случайно увидела в сети фразу, где вместо слова «женщины» была употреблена вот такая интересная конструкция: «люди, которые менструируют». Это была статья о пост-ковидном мире, статья требовала большего равенства для женщин (ну, то есть не для женщин, а для этих тварей, которые…). Трудный этот новый язык, граждане, беда, какой трудный. Роулинг поперхнулась этой фразой и решила поиздеваться над новомодным обезьяньим языком. Она сделала репост этого текста, сопроводив саркастичной подписью: «Уверена, у нас было какое-то слово для таких людей. Кто-нибудь, помогите мне». И добавила несколько искаженных вариантов слова «женщина», силясь вспомнить, как же это слово звучит. В стиле Зощенко почти.

Ну, собственно и все. Конец Джоан Роулинг. Поклонники больше не упоминают ее имени. Издатели отказываются от сотрудничества с ней. Тома ее книг оказались легче перышка. А этот один ее саркастический твит, пара веселых слов, камнем повисли на шее.

Ее комментарий посчитали трансфобным. Она попыталась объяснить свою позицию, что она против отказа от концепции пола, она против стирания женской идентичности, и хотя «транслюдей» она уважает и любит, но этим уже заколачивала гвозди в крышку своего гроба.

Роулинг думала, что она Зощенко, что она может высмеять глупость. А вот глупость так не думала…

Роулинг решила, что она лидер мнений, что это она формирует повестку, это она влияет на умы. А повестка так не думала.

Зощенко тоже, к слову, в 1946 году отомстили герои его рассказов, и он подвергся страшной травле. Хоть и гадко смотреть, как травят людей, и никто за них не смеет вступиться, но нельзя сказать, что прям мы впервые такое наблюдаем, и что будто есть что–то новое под солнцем.

Сancel culture. Культура бойкота. Я бы перевела как «культура вычеркивания». Мы кое-что знаем про то, как вычеркивают людей. Иногда это физическое уничтожение, а иногда уничтожение имени. Сегодня под крики «фашист», «расист», или не важно под что топчут всем миром бывших кумиров: и из мрамора, и из плоти.

Как устроено современное общество, что в нем стало возможно такое? Такое что? Варварство? Средневековье? Эти слова употребляют чаще других, когда говорят о нынешней травле… С другой стороны, интересно, как толерантность превратилась в движение нетерпимости? То есть в собственную противоположность.

Так как ответа нет, то воспользуемся старым способом. Похожести.

Много лет я монтирую один фильм. Ну не один. А три. Но все три – об одном и том же. Как жили в одном местечке евреи. Жили вместе с соседями, украинцами, немцами, чехами, жили близко к границе Польши. Жили очень мирно. Слова «жид» никто не слыхивал.

Погромы конца XIX века забылись еще в прошлом поколении. Да и осуществлялись они руками пришлых казаков. Про немцев же еще с прошлой (первой мировой) войны помнили, как отлично они воспитаны и как хорошо относятся к евреям.

И вот через две недели после начала войны без танков, без артобстрела, без демонстрации мощи, безо всяких лишних понтов немцы вошли в городок. Повесили на сельпо пару листовочек: «бей жидо-большевистскую власть», и для верности зачем-то пририсовали карикатуру Сталина с огромным носом, дескать вот главный ихний жидо-большевик и насильник трудового народа. Ну кто бы сейчас поверил, что это сработает. Вот такая топорная работа! И это вот хваленый Геббельс?! Кто б поверил, что с такими лозунгами местные примут немцев с хлебом солью?

Судите сами, насколько эффективным был этот подход, если усилиями местных при всего двух немецких автоматчиках в один день было расстреляно все еврейское население городка. Значит, верно немцы рассчитали, что в обычных советских провинциях, прошедших через голодомор, много недовольных большевиками, а ненависть к евреям – в крови, и если та кровь и не бьется в виски, то только до поры до времени. Я много лет слушаю свидетельства людей, чудом уцелевших в тех расправах. И все время одно и то же.

– Был ли антисемитизм до войны?

– Не было.

– В быту вас обзывали словом «жид»?

– Никогда.

– Какие были отношения с соседями?

– Отличные.

– Как немцы вошли в город, как быстро изменились к вам соседи?

– Сразу.

И уже который год я не могу этого понять. И который уже год за мной грех: я с опаской вглядываюсь в лица своих милых соседей.

А, может, и на другое был расчет оккупантов. Может, и правда, не надо никакого антисемитизма. Никакой глухой ненависти не требуется. Просто меняется ситуация, приходит кто-то с автоматом или без, вешает листовку, на которой написано: «Можно»!

И начинается. И никто не заступится.

Дмитрий Быков говорит, что народ в угоду новой политкорректности превращается в толпу погромщиков – и это, мол, новое средневековье. Я часто слышу такое. Ну, во-первых, обидно за средневековье. Средневековье было во многих смыслах гуманнее. И уж точно оно было гораздо более упорядочено, как и всякое традиционное общество. У Средневековья дурная репутация только потому, что оно по большей части само о себе молчало (не было писателей, философов, поэтов). А высказалась о Средневековье уже другая эпоха, эпоха Просвещения, ну и не пожалела сажи, живописуя нравы тех, от кого хотела дистанцироваться.

В нашей ситуации эффекта толпы гораздо больше, чем собственно средневековья. Толпы, где индивидуальность полностью растворяется (каким бы образованным и интеллигентным человек ни был отдельно от толпы).

Вам приходилось ли быть внутри толпы, приходилось ли дышать ее дыханием, чувствовать, как ваша кровь течет по единым жилам, как бьется в унисон с другими сердцами ваше сердчишко, ваш организм сливается с множеством других организмов? Какую мощь имеет этот драконище без головы!

Тут появляется одно совершенно страшное слово, то, что социологи называют «умственной однородностью» толпы. Страшное слово. В толпе умных нет. Средневековье тут ни при чем.

С одной стороны, вроде бы нравы смягчаются, есть некий вектор, движение общества по пути «гуманизации». Раньше инвалидов показывали в цирке, заставляли калечить друг друга. Вид казни давно не вызывает никаких зрительских инстинктов. А раньше-то ходили, и даже светские дамы. Или гладиаторские бои – та же мясорубка, но чуть более романтизированная голливудским кино. Сможет ли кто-то себе сейчас представить, что пойдет смотреть, как люди, лишенные всех прав, калечат и убивают друг друга. А когда-то в цивилизованном Риме это было культурное (почти) развлечение, ну как сейчас футбол, и даже христианские монахи поддавались зрительскому соблазну. И вдруг такой как бы откат, возвращение назад, архаизация.

Архаизация когда возникает? Когда кризис. Вот Советский Союз распался, постсоветские механизмы зашли в тупик, и общество двинулось назад: появились клановость, сталинизм, казаки, и прочее все нарядное архаичное.

Ну и почему откат, почему травля, почему сегодня не работают новые социальные механизмы? Потому что гуманизация не является формой стерилизации, а она стала. И превратилась в радикально непримиримое требование к толерантности.

Идея-то была прекрасной: не гнобить меньшинства – а включить их в общество, но она обернулась своей противоположностью, обернулась позитивной дискриминацией.

Когда в США белые мужики боятся пикнуть, потому что черные «люди которые» их с кашей сожрут. Что это я такое сейчас ляпнула не толерантное? Хорошо еще, что я не Джоан Роулинг. Нет у меня поклонников, которые бы от меня отвернулись. Издатели не прекратят сотрудничество со мной по договорам, нами не заключенным. Никто не вычеркнет мое имя из книг, мной не написанных. Могу позволить себе.

Юлия Меламед

gazeta.ru