Комментарии и анализ

Мертвых любить безопасно. К столетию Андрея Сахарова

«Они любить умеют только мертвых», – сказал классик устами своего героя и был бесконечно прав. Такова судьба многих незаурядных людей в России. Это в полной мере относится и к Андрею Дмитриевичу Сахарову, столетие которого отмечается 21 мая.

В нашем отечестве его при жизни все больше клеймили как врага народа, травили в печати, преследовали мелочно и злобно. Его не посмели законопатить в ГУЛАГ, как это делали с другими советскими инакомыслящими – он был всемирно известен, лауреат Нобелевской премии мира, академик, а помимо того в прошлом еще и обласканный властью ученый-физик, один из создателей смертоносного термоядерного оружия. Но не смея наказать его по полной программе, изнывающий от ненависти к нему КГБ мстил его родным и близким, сводил счеты даже с ходоками, которые иногда приходили к Сахарову за помощью или со словами поддержки.

Самого его, презрев всякие правовые нормы, коммунистическая власть силой заставила жить в Горьком. Сослали без суда, противозаконно, минуя любые юридические процедуры, и держали под пристальным надзором милиции и КГБ.

Впрочем, подобных беззаконий в то время было немало, да и в нынешнее время они не редкость. Уникальность Сахарова – в том пути, который ему удалось пройти от привилегированного партийно-номенклатурного сословия до демократического движения в СССР. Коммунистическая элита восприняла правозащитную деятельность Сахарова как пощечину их ценностям и смыслу всей их жизни. Диссиденты, да и многие другие граждане нашей страны восприняли участие Сахарова в противостоянии с советским строем как еще одно свидетельство универсальности и общечеловеческой ценности прав человека. Прав, которые могут оказаться нужными всем – и жителю номенклатурного Олимпа, и обычному человеку, мучительно выживающему в жесткой и недружелюбной советской системе.

Свой ресурс известности и относительного иммунитета Сахаров с наибольшей эффективностью использовал в деле защиты политзаключенных. Он доставал из информационного небытия имена малоизвестных жертв репрессивного советского режима и делал их известными на весь мир. Это сразу же становилось элементом защиты политзаключенного. Раз уж мир устроен так, что наибольшее внимание люди проявляют к тем, кто увешан наградами и званиями, так почему бы не конвертировать этот багаж в благородное дело защиты невинно пострадавших? Сахаров так и делал. Я думаю, это была самая успешная его деятельность.

Незадолго до смерти он как-то сказал, что понимает: его судьба больше, чем его личность. Встречаясь с ним иногда в 70-е годы, еще до его беззаконной высылки в Горький, я замечал за ним некоторую преувеличенную скромность, даже стеснительность, будто он старался снизить то впечатление, которое создавали о нем средства массовой информации. Возможно, славословия в его адрес зарубежной прессы в то время угнетали его больше, чем откровенная травля в советской. Ему, как мне кажется, не нравилось тогда «тянуть одеяло на себя». Он, например, старался не подписывать общих диссидентских писем протеста, чтобы потом при цитировании их в прессе не говорилось: «Сахаров и другие диссиденты…»

Нынешняя российская власть еще отдает формальную дань уважения памяти Сахарова. Те самые люди, которые травили Сахарова или одобряли травлю, сегодня изображают любовь и уважение к нему. Мертвых любить безопасно – они ведь не возразят, они не ткнут власть носом в мерзость новых политических репрессий. С мертвыми им легко. В Москве имя Сахарова носит один из центральных проспектов. Два года назад Путин распорядился создать комитет по празднованию столетия Сахарова. Памятники ему есть в разных городах, а сегодня ставят в Сарове, где Сахаров когда-то работал над созданием водородной бомбы.

Как любой другой человек, Андрей Дмитриевич Сахаров не был застрахован от ошибок и неудач, случалось ему и отступать. Но это не тема для юбилея, да и кто в своей жизни не ошибался? В отечественной истории Сахаров все же останется, наверное, человеком, пожертвовавшим неправедными благами ради праведного дела.

Андрей Дмитриевич, как и его жена Елена Георгиевна Боннер, трепетно относились к судьбам политзаключенных. Они всегда были готовы помочь им чем только могут. Они помнили о них. В их московской квартире на Земляном Валу до сих пор висит картина: темным зимним утром колонну заключенных ведут на работу – строем по двое, руки за спину, по бокам охранники с автоматами. Это картина подлинной жизни России, той потерянной жизни, с которой не мог примириться академик Сахаров.

Александр Подрабинек 

/vot-tak.tv