Комментарии и анализ

Фото с сайта kasparov.ru

Теория идентичности умерла от ковида

Все советские годы в головы людей вколачивались представления товарища Сталина об устройстве языка, общества и человека. Например, пятичленка объясняла, как общество переходит от одной формации к другой. Но по дороге терялось что-то самое важное. Например, так называемый «азиатский способ производства», о котором Маркс, обмолвился, что этот способ может всплывать и внутри любой другой формации, сводя на нет всякие цивилизационные достижения. В СССР он как раз и процветал как «эксплуатация без образования собственности» на разных этажах тогдашней жизни – от эксплуатации труда заключенных до отправки студентов «на картошку». Чтобы трудящиеся не задумывались, об этом ключевом виде общественного устройства ничего и не говорили.

Но еще хуже обстояло с теорией идентичности, которая называлась, правда, другим иностранным словом – нация. Нации Сталин приписал четыре признака: общность языка, территории, экономической деятельности и характера, причем последний признак воплощался в культуре. Полемическую брошюру под названием «Марксизм и национальный вопрос» Сталин опубликовал в 1913 году – по следам бурных дебатов в парламентах доживавших последние годы империй о правах национальных меньшинств. Рассматривая эти империи с высоты птичьего полета, Сталин опирался на теоретические построения ученых иностранцев, не добавив от себя ни строчки. Это было понятно: главным для него, как и для Ленина, было понятие народной массы и класса, а не отдельно взятого человека или группы людей. Вот почему понятия личности для него попросту не существовало. Ни в богословском смысле – он был атеистом, ни в социальном – любым человеком можно пренебречь, когда дело идет о классовых интересах народных масс.

Но поскольку в практическом смысле с этими массами и классами приходилось взаимодействовать, а никакая идеология не могла бы распространяться без языка, Сталин и ставит на первое месте в списке признаков нации язык. Хотя ни логического, ни исторического обоснования для выделения этого признака нации не было уже тогда: от Швейцарской Конфедерации до многонациональных и многоязычных колоний в Азии – слишком многое опровергало злосчастную универсальную теорию вождя.

А уж в советской практике сталинская теория языка как первоосновы нации затрещала по всем швам. Большевики поманили народы бывшей империи в Советский Союз не только наганом и пушками, но и обещанием расцвета всех народов и языков. Поначалу так оно и выглядело: даже языки так называемых малочисленных народностей, прежде не имевшие письменности, и письменность эту получили, и даже возможность пользоваться ею для создания литературы. Тут-то и вышла главная загвоздка: очень уж много было народностей, у которых не хватало какого-нибудь признака, чтоб считаться нацией. С одной стороны, возник наднациональный советский народ с русским языком как языком межнационального общения, а с другой – полтора десятка официальных наций – республик СССР. Советский Союз не успел решить главную задачу – сплотить все эти нации в одну, попутно ослабляя, насколько возможно, этот самый первый сталинский признак нации – родной язык меньшинств.

В государственное устройство СССР была встроена не продуманная до логического конца саморазрушительная доктрина расцвета наций и народностей. Кинорежиссер Александр Сокуров написал для выступления на Совете по правам человека прямо-таки гениальный сценарий фильма, в котором соединились и мультипликация, и документальное кино, и художественное – прямо по «Роковым яйцам» М. А. Булгакова:

«Большевистская сила собрала все яйца в одну корзину, и за это время из яиц вылупились куры, орлы, страусы, кошки – бог знает кто».

Описывая нынешнее положение Российской Федерации, Сокуров уточнил, что своим строением РФ подобна Союзу ССР: «Все республики сегодня носят национальный характер. Есть столицы, даже есть армии, появился падишах. Есть Президент Федерации. А куда делась Россия? У России даже нет столицы. Москва – столица Москвы».

Имеется в виду – что? А то, что русский политический язык оказался жертвой совершенно неподъемной задачи: он должен был обслужить всех, стать языком управления многоязычной бывшей империи. Но империя разбежалась, и каждая союзная республика – от Армении до Эстонии – убежала со своим уцелевшим национальным языком.

В одном отношении товарищ Сталин был прав, когда поставил язык на первое место в списке признаков нации. Ведь идентичность это не только осознание принадлежности к некой общности, но и удовольствие, получаемое от такого осознания. Человеку приятно просто быть кем-то, не став им. Но как быть людям, которым предложили перестать быть этим кем-то? Например, забыть материнский язык и вместо него перейти на другой, более ценный, на язык власти и науки, на язык жизненных перспектив, которые тебе и присниться не могут, если ты останешься со своим басурманским местным жаргоном. Чтобы как-то не плодить несчастных людей, советское руководство официально пропагандировало так называемое «национально-русское двуязычие». Кое-где под пропагандистским девизом и в самом деле выросло что-то новое и интересное. Но воспрепятствовать построению государства «несчастных людей» этот девиз так и не смог.

Что было делать верным сталинцам на остатке территории – в Российской Федерации? Правильно – на всякий случай, для предотвращения продолжения распада, дать умереть языкам меньшинств. Конечно, прямо так сказать неудобно, все-таки в 21 веке живем. Поэтому действовать решили добровольно-принудительно, и в 2018 году решением Госдумы отменили обязательное изучение всех местных языков. Затем ввели понятие государствообразующей нации, потому что сказать прямо, что Россия будет государством русских, было бы не совсем удобно, но всем меньшинствам было сделано недвусмысленное предложение: хотите стать частью государствообразующей нации, добро пожаловать, но только без этих ваших миноритарных языков. Вышиванку какую надеть, песенку спеть, танец сплясать – это пожалуйста. Но общаться друг с другом будьте любезны на главном языке страны.

Но тут выяснилось, что люди переросли эту самую теорию идентичности. Наша замечательная новая эпоха – это время индивидуализма и космополитизма, иначе говоря – эпоха ресурсов. Все люди знают, что ресурсов мало, и хорошо бы ими обзаводиться смолоду. Те, что поглупее, считают главным ресурсом деньги, те, что поумнее, считают главным ресурсом находящееся у человека в голове, а еще – в новых свободных навыках общения. Вот почему все это сталинское начетничество, весь этот птичий помет в чекистских мозгах, – четыре признака нации, пятичленка общественных формаций, шестихвостка условий построения государства, десять сталинских ударов, – это ведь попросту белиберда. А вот языки, например, это да, это ресурс, это ценно, это дает свободу. Больше свободы, чем думают идеологи.

В первые дни декабря 2021 года вышли данные о выборе родного языка в школах Татарстана. Эти данные некоторых ошеломили: оказалось, что больше трети русского населения Татарстана все еще выбирают в качестве родного языка татарский; среди татар этот показатель приближается к 90 процентам. Таким образом, в целом татарский все еще остается родным языком большинства школьников – не только татар. Правда, эта доля после принятия в 2018 году закона об отмене обязательного изучения языков национальных меньшинств в РФ снижается.

Но, видимо, недостаточно быстро. Трудно сопротивляться вооруженному идиотизму. Этого не заметили пропагандисты-шовинисты, а один прямо-таки завизжал о «дерусификации» Татарстана. «И это, конечно, абсолютный кал, с которым надо отдельно бороться и бить в колокола! И если мы верим, что Сергей Кириенко, как бывший полпред в ПФО, имеет незакрытый гештальт по непокорению татар, хочется ему лично пожелать: Сергей Владиленович, мочите татар, иначе завтра у нас будет Османская империя до Казани!»

«Бить в колокола в борьбе с калом» – этот поэтический стиль выдает в Олеге Кашине, проживающем ныне в Лондоне, некую постсоветскую реинкарнацию Герцена с его «Колоколом», правда, реинкарнацию клоачную, но такова уж наша эпоха. Мы верим в способность человека меняться, пересматривать свои устаревшие взгляды, например, на идентичность как набор неких свойств и чувств, якобы обретаемых с рождения. Молодежь, живущая в Татарстане и выбирающая родной язык обучения, хорошо понимает, что русским-то в России она овладеет; тем более, что для карьеры государственного деятеля вполне сойдет и упрощенная версия, а ля Кашин. А вот такой полезный ресурс, как татарский язык, иначе, чем в рамках бесплатной школьной программы, едва ли где получишь. Ведь и татарам, и не татарам в Татарстане татарский язык по-прежнему нужен не только для хорошего самочувствия, а еще и как дополнительный канал связи. Только не с Османской или какой-нибудь воображаемой Пантюркистской империей, а с говорящими на других тюркских языках, т. е. для жизни в новом космополитическом сообществе – от Берлина до Сан-Франциско, от Казани до Ташкента. Что язык – безотносительное богатство, это ведь и Кашин способен понять. Просто журналист этот нигде не учился, вот и стал одним из «несчастных людей» нашего века, пришедших на смену «лишним», «новым» и прочим.

Теория идентичности, возможно, умерла от ковида. Людям свойственно смотреть на окружающие их знаки как на источники потенциального обогащения. Например, на двух отдаленных от центра станциях московского метро к надписи ВЫХОД подклеили перевод этого слова на таджикский и узбекский языки. Сделано это было для того, чтобы помочь трудовым мигрантам, сотнями приезжающим сюда для дальнейшего следования в миграционный центр Сахарово. Местные жители довольно быстро осознали пользу дела, а вот председатель Совета по правам человека при президенте РФ Валерий Фадеев «направил мэру столицы Сергею Собянину письмо с просьбой рассмотреть жалобу на вывески в метро: москвичи недовольны, что на станциях столичной подземки „Прокшино“ и „Лесопарковая“ надписи на указателях продублировали на узбекском и таджикском языках».

Корреспондент правительственной «Российской Газеты» провел блиц-опрос пассажиров метро и «недовольных москвичей» не обнаружил. Наоборот, все скорее довольны: прекратилась давка, ведь те мигранты, кому удалось разглядеть напечатанные мелким шрифтом слова на узбекском и таджикском языках, не метались по станции в поисках нужного им выхода.

Есть у этих объявлений на чужих языках еще одно, можно сказать, правозащитное измерение: а ведь если бы за минувшие после распада СССР тридцать лет кто-нибудь из москвичей в энном поколении записался в школе на уроки таджикского или персидского, узбекского или татарского, разве картина не стала бы иной? Разве не наделен каждый человек правом на присвоение чужого языка? Даже идентичность менять не надо, потому что та давно умерла. Чуть ли не при Герцене.

А сами мигранты? Сколько среди них учителей, например, которые перебрались в другие страны и работают уборщиками и дворниками, с тоской провожая глазами бегущих в школу на уроки. Их языки – тоже ресурс, но – омертвленный вынужденным кочевьем.

Гасан Гусейнов

rfi.fr