Читальный зал

Одиннадцатая заповедь Шалома Кобошвили

«Большой художник – примитивист». Так называл восхищенный его искусством Ладо Гудиашвили. Порой кажется, что, когда художника относят к какому-либо направлению, тем самым хотят подчеркнуть его значительность. Под такую же квалификацию подвели искусствоведы творчество Пиросмани.
Так же говорят и о Кобошвили. Уберите слово «примитивист», и только так мы будем вспоминать большого художника. Художника, у которого не было классического образования, но то, что отложилось в его душе, то, что он создавал, воистину подлинное искусство.
Передо мной «Одиннадцатая заповедь Шалома Кобошвили». Я вчитываюсь в строки, всматриваюсь в репродукции с одной - единственной целью: узнать побольше об этом доселе неизвестном мне художнике. И, кажется, мне это удается. Использованные в книге статьи и очерки Ильи Паписмедова, Михаила Джанашвили, Отара Сепиашвили, Лелы Цицуашвили, и, что особо ценно, самого мастера, написаны в разное время. Авторами проекта выступили Павел Горделадзе и Георгий Санадирадзе.
Неоценимую помощь в подборе материалов оказал издатель и главный редактор выходящей в Нью - Йорке газеты «Щит Давида», соавтор проекта Симон Крихели. Редактор издания - Тина Цанкашвили. Читаю, и вскоре мне становится ясно одно: великий Шалом тихо и незаметно покинул этот мир, так и не удостоившись славы и мирового признания. А жаль...
Не так давно культурная Грузия торжественно отметила 130-летие первого грузинского еврейского художника Шалома (Соломона) Кобошвили (1876–1941).
Национальный художественный музей Грузии подготовил к этой годовщине экспозицию авторских работ и выпустил красочный каталог.
Редактор каталога и организатор экспозиции Лела Цицуашвили посвятила не одно десятилетие изучению творчества выдающегося художника. Главным образом, благодаря ее настойчивости и упорному труду, грузинский культурный мир признал этого классика грузинской живописи.
От редактора: У Шалома был особый талант - видеть поющие краски. Времени как бы не существовало, времен года тоже, но он по-особенному любил весну, ту пору года, когда берега реки Поцхо и вся округа покрывались цветущей акацией и ее розово - белые цветочки засыпали лабиринты улиц. В этом околотке жили евреи. Он мог часами смотреть на суетящихся в закоулках людей. Это был его мир, его жизнь. Осторожно отодвигаю завесу памяти.
Кобошвили родился в еврейской ортодоксальной семье, где ему не позволяли рисовать во исполнение заповеди «не сотвори себе кумира». Он - художник уникальный, ведь рисовать он начал в 61 год и посвятил живописи три последние и самые тяжелые годы своей жизни.
Врожденный талант художника - самоучки позволил ему совершить невозможное и всего за три года достичь огромных успехов в живописи. Каждая его работа - подлинный шедевр живописи и уникальное свидетельство о повседневной жизни и традиционном укладе евреев Грузии. В своих работах художник воскрешает детские воспоминания и изображает все аспекты жизни евреев Ахалцихе XIX века.
...Как мне удалось узнать, работа художника была тесно связана с Историко-этнографическим музеем Грузии, в котором он с 1937 года служил инспектором-консультантом. Именно здесь он осуществил свою юношескую мечту и занялся живописью.
...Его часто заставали за рисованием. Для еврея это было страшным грехом. Приговор всегда был одинаковым: «Рисование - негодное занятие для еврея». В молодости он был то поставщиком, то разносчиком на базаре, то стоял в лавке за приказчика. Уже в престарелом возрасте само провидение привело его в этнографический музей, куда он устроился сторожем. Музей стал последней пристанью для человека, прожившего такую бурную жизнь. Директор музея - Илья Паписмедов, был большим ученым и неутомимым работником.
Заслуга его именно в том, что он досконально изучил пройденный грузинами и евреями совместный путь, быт и духовные чаяния двух народов.
Как после этого не верить в судьбу?!
Именно судьба привела Шалома в этнографический музей, где он обрел себя в духовном и творческом плане. Помощь, которую оказал Илья Паписмедов, была самой своевременной.
— Мы создадим тебе все условия, только рисуй! Рисуй жизнь и быт евреев... Вот наш музей, считай, что он в твоем распоряжении. Очень скоро музей устроит выставку. Постарайся успеть... Здесь будут представлены и другие художники. У тебя есть возможность занять среди них достойное место.
От редактора: Взгляните на картины Шалома Кобошвили: ему слышится зов исторической родины. Его гениальность в том и состоит, что он сохранил и укрепил связь времен. Самое поразительное в этом гениальном человеке то, что он взялся за кисть уже в пожилом возрасте, прожив жизнь, полную страданий и лишений.
И вот теперь мы понимаем, что он сумел сохранить тепло поющих красок в своей душе... Он смешивал их мысленно и в сновидениях.
Безмолвно и втайне от посторонних он нес большой груз творца, чтобы потом разом вынести его на всеобщее обозрение.
... Его имя перекликается с именем другого великого художника Нико Пиросмани...
Было ли сходство между ними?
Наверняка...
Оба прожили жизнь, полную нужды, в смутное время, в неблагополучной стране... Изо всех сил Шалом боролся с нищетой - в нищете встретил смерть и Пиросмани. Говорят, что они дружили. Шалом часами наблюдал, как работал великий мастер. В часы досуга ходил с ним из одного духана в другой. Наверное, они вместе работали... Любознательность и любовь Шалома к живописи побудили Нико Пиросмани сказать такие слова: «Оставайся со мной! Я научу тебя рисовать, я – одинокая душа, будешь мне опорой».
Этому не суждено было осуществиться.
Нико рано ушел из жизни.
Шалом отправился в Среднюю Азию, чтобы оттуда помогать семье.
Мы думаем о его растраченной жизни.
Думаем о его творчестве, которое как бы перекликается с творчеством Пиросмани.
Большие художники нашего времени, удостоившиеся бессмертия.
Это и есть тайна поющих красок.
Поющие краски Шалома Кобошвили так же, как и Нико Пиросмани, заряжены солнечным светом грузинской земли.
Вглядитесь в его полотна!
Это – целая эпоха. Все в деталях откладывалось в душе и в памяти Шалома, и потом много лет спустя ожило на его картинах.
Интересна его первая картина: «Мальчик –прислужник»... Это детство Шалома: тяжелое, голодное, изображенное блеклыми, невыразительными красками. Оно беззвучно молит о помощи. Жизнь ребенка – сплошное унижение. Продолжает эту тему и следующая картина: два еврейских коробейника выходят на улицу со своим товаром. Кажется, что все на этой улице вдруг окаменело - окаменел и торговец с закинутым на плечи лотком, рядом с ним замер второй с корзиной на шее.
Затем он стал создавать одну за другой свои картины.
«Аджла», «Охранники леса», « Проводы невесты в баню», «Изба ритуального назначения», «Танец «Саиво» - Хоруми», «Молитва миссионеров (Праздник «Суккот»)...
То, чем ему всю жизнь мешали заниматься, теперь стало доступным, стало делом его жизни. Просторный зал, мольберт, рамки для картин...кисти... целый мир поющих красок. Тогда он создал огромный цикл. Муши (носильщики), красильные ряды, еврейские женщины за рукоделием. Он видит и вырывает из своего далекого детства бытовые картинки – эпизоды далекого прошлого. Это часть его творчества.
Его современники помнят произнесенные уже состарившимся и «новорожденным» художником слова на одном праздничном собрании.
«Не думайте, что старость одолела меня. Я именно сегодня чувствую необычайный юношеский прилив сил. Более того, на протяжении всей своей жизни, ни в детстве, ни в зрелом возрасте я ни разу не испытывал такого воодушевления».

Лирическое отступление

Говорят, что в старости Шалом часто вспоминал Батуми... Вспоминал море, какое-то судно, которое рассвирепевшие волны затянули в глубь моря... Вспоминал мальчишек, которые погибли в море. Полагали, что у него было видение, детское воображение запечатлело в голове как нереализованную картину.
Он часто болел. Многие его посещали и справлялись о его здоровье.
Однажды он спросил у своего старого друга:
— Как ты думаешь, человек после смерти может превратиться в чайку?
— До смерти еще далеко, – улыбнулся ему друг.
— А все-таки?
— Не знаю!..
— А я верю. Хочу вернуться чайкой на эту землю! ..
Вся жизнь Шалома напоминала путешествие. К несчастью, он не написал своей биографии, иначе она бы пестрела географическими названиями. Стамбул, Пятигорск, Средняя Азия, Батуми... Везде поиски пропитания и крова. Так и не смог себе найти пристанища, все катился, подобно камню. Как отшельник шагал он по этой грешной земле, чем-то напоминая мифологического героя, несшего людям в ладонях божественный огонь. Все его творчество было тем огнем, который поздно, но все-таки разгорелся. Теперь час настал, он вынес его на обозрение.
С чем можно сравнить Шалома Кобошвили? С пропастью – чем больше всматриваешься в бездну, тем больше кружится голова. Так и его творчество. Удивительная глубина и мощь, смелая палитра красок. Кажется, его герои перешли грань реальной жизни и идут в будущее. Это – признаки большого творчества. К сожалению, теперь уже очень поздно, но мы смело можем назвать Шалома Кобошвили гением, а его творения – подлинным сокровищем, наследием будущих поколений.
Диана Шерешашвили

svobodnaya-gruzia.com