Читальный зал

Евгений Липкович

Евгений Липкович: «Я ставлю задачу поднять людям настроение»

Известный блогер Евгений Липкович рассказал в интервью «Новай Еўропе» о личной жизни, политике, еврейской эмиграции из страны и белорусском национализме.

О личном

– Как Вы думаете, Ваша деятельность раздражает людей?

– По большому счету я думаю, что люди делятся на две большие категории: те, кто меня любят, и на всех остальных. Большая часть человечества меня любит, кстати (улыбается).

– Задам еще один личный вопрос: в чем заключается причина Вашей жизненной активности на фоне такого привычного белорусского «спокойствия»?

– Я говорил об это неоднократно. Я считаю, что власть совершенно сознательно загоняет страну в депресняк. Мне было бы наплевать на это, но когда загоняют и моих друзей в депресняк, это на мне отражается. Я изо всех сил делаю эти фокусы, которые вытворяю, акции, которые я провожу, делаю для того, чтобы поднять людям настроение. Изо всех сил я стремлюсь поднять настроение своим знакомым. Получается, кстати.
Ведь что происходит: поднятие настроение на один градус увеличивает инвестиционную привлекательность страны, увеличивает продолжительность жизни, у людей появляется оптимизм. Я считаю, что я это делаю для друзей, для всех, и для себя тоже. Потому что, поднимая настроение другим, я поднимаю настроение и себе.

– Какие самые распространенные способы проживания жизни в Беларуси сегодня?

– Единственный правильный способ – это выключить телевизор, не читать газет, не смотреть их телевидение, не слушать их радио и вообще делать вид, что их не существует. Это прямой путь к Нобелевской премии, ведь для Бродского, кстати, действительность советская не существовала. Ему, конечно, этого не простили.
Советская власть, которая преследовала Бродского, – она могла простить, если ее ненавидят, но того, что ее не замечают, она простить не могла.
Хотите, ребята, стать нобелевскими лауреатами или подняться на хороший уровень в культуре? Не обращайте внимание на них, делайте вид, что их не существует. Тем более, что они демонстрируют такой уровень хамства и такой, как говорила моя директор 10-й школы Александра Романовна Пушкаревич, «низкий идейно-политический уровень», что просто невероятно. Зачем опускаться до их уровня, уподобляясь им?

– Мы рассуждаем о жизни, находясь у Вас дома, в Минске, а что за жизнь происходит за его пределами, Вы знаете?

– С интересом выезжаю за пределы Минска. Ездили как-то с женой в Смиловичи, специально на родину художника Хаима Сутина. Мне попалась книга, прекрасный альбом, изданный, по-моему, в Италии. И там написано, что Хаим Сутин – русский художник. Меня это просто привело в шок, потому что Хаим Сутин русского языка не знал. Он знал идиш и потом уехал в Вильню, там учился. Из Вильни уехал в Париж. Это же просто анекдот, «Хаим Сутин – русский художник». Поехали мы в Смиловичи, посмотрели кладбище. Музея Сутина там, конечно, нет. Говорят, что там есть какой-то частный музей, но мы его не нашли.
Больше всего из таких местечек поразило Глубокое. Там есть отделанный панелями молельный дом «Свидетелей Иеговы», в котором сделан евроремонт. Одноэтажный, из белого силикатного кирпича, с табличкой «Царство свидетелей Иеговы». Как будто в офис заходишь: навесные потолки, светильники, стулья офисные. Я спросил, гоняют их или не гоняют. «Нет, – говорят мне, – в России гоняют, а у вас не гоняют. На периферии свидетелей Иеговы не гоняют».

О еврейской эмиграции

– Вы Хаима Сутина вспомнили, уехавшего уже очень давно, но также была и еврейская эмиграция в 1980-е – 1990-е годы, и огромное количество людей уехало за последние лет двадцать. Во что превратилась Беларусь без евреев и без еврейской культуры?

– Один мой знакомый на этот счет хорошо пошутил: стоило из Беларуси уехать евреям, как тут немедленно выбрали Лукашенко. Мне трудно говорить, во что превратилась Беларусь без евреев. Она и с евреями была довольно своеобразной страной, такой «Алисой в зазеркалье», но и без евреев мы имеем то, что имеем.

– Городская культура в Беларуси долгое время была еврейской, да и в 1970-е годы, на исходе СССР, еврейская культурная среда играла существенную роль в интеллектуальной жизни не только СССР, но и Беларуси…

– О культурной среде можно было судить не по еврейской прослойке, а по актам государственного антисемитизма. У нас выходила, в Беларуси, знаменитая на весь бывший СССР книга «Фашизм под голубой звездой» Бегуна. Она в 1970-е годы вышла и потом переиздавалась. Книга была жутко антисемитская, тогда подменяли антисемитизм на антисионизм. В конце 1970-х годов, например, когда началась активная еврейская эмиграция, Козулин, кстати, был секретарем комитета комсомола механико-математического факультета БГУ, он там с удовольствием занимался травлей тех ребят, которые выезжали в Израиль. И потом, когда он уже рос карьерно, тоже занимался травлей людей, которые уезжали в Израиль или у которых было еврейское происхождение. Была такая идеологическая установка.
Мой приятель рассказывал, что когда он сдавал научный коммунизм, один из вопросов был о том, как с точки зрения научного коммунизма объяснялась эмиграция евреев из Советского Союза. Как же так, из Советского Союза – эмиграция евреев? На экзамене надо было отвечать. Ну и там была схема ответа: склонность к торговле, еще что-то... Представляешь, мой приятель был евреем, защитил докторскую диссертацию в конце концов, и вот ему на уровне научного коммунизма объясняли, что это такое, вот на таком примитивном уровне.
Я не видел еврейскую культурную среду как таковую, я видел научно-техническую среду, видимо потому что я из нее сам происходил, а культурную среду скорее нет. Мой отец дружил с отцом Лявона Вольского и рассказывал, что отец Вольского жаловался на то, что были проблемы с публикациями, он был писателем.
Мое общение с культурной средой началось в 17 лет, когда мы стали пересекаться с художниками, и лидером этой культурной среды был Володя Цеслер. Он был старше нас, носил длинные волосы, расклешенные брюки и его знал весь город.
Цеслер хотел поступить в театрально-художественный институт и рассказывал, что его не принимали никуда, ни на живопись, ни на графику. Он в отчаянии хотел поступить и на актерское отделение, но потом неожиданно в театрально-художественном открыли отделение дизайна. Как обычно, когда что-то новое создавалось, какое-то новое направление, почему-то оно заполнялось евреями. Вот и набрали огромное количество дизайнеров, и Цеслер смог туда поступить. Через него я познакомился с другими ребятами. Многие из них уехали, но Цеслер остался и стал национальный гордостью всей страны, между прочим. Настоящий лидер культурной среды.
В этой среде многое имело значение с точки зрения культуры общеобразовательной, а не какой-то национальной. Там были разные люди.

– Насколько эта среда была антисоветской?

– Да, она была антисоветской. Было огромное количество самиздата. К тому моменту, когда начали уже легально издавать Солженицына, Набокова, я успел все перечитать. И Зиновьева, и Авторханова, и Кестлера.

– А какова судьба еврейской эмиграции из Беларуси в 1980–1990-е, что произошло с людьми, куда они уезжали, и каково их впечатление от сегодняшней Беларуси?

– У меня было огромное количество знакомых на механико-математическом факультете БГУ. Это была тусовка людей, которых я знал и дружил с ними. Они уехали и все стали успешными программистами.
Если бы они здесь остались, то, конечно, это были бы тимлидеры, огромная программистская школа была бы здесь. Уезжали ведь чуть ли не целыми лабораториями, целыми институтами. Это успешнейшие люди, все те, кого я знаю, кто живет сейчас в Америке, в Израиле. Они там читают наши новости, смотрят на нас здесь немножко диковато и покручивая пальцем у виска. У многих собственные дома, доход не меньше ста тысяч в год…
Среди эмиграции было много инженеров. Интересную историю рассказал мне тесть. У него была встреча одноклассников, и один из них вышел на сцену, он прилетел из Калифорнии и рассказывал о своей жизни. Он строитель, приехал в эту чертову Калифорнию и начал строить основательно, строго придерживаясь советских ГОСТов. Ну а какие там дома в Калифорнии? Особнячки такие небольшие, хрупкие. Вот он строил по советским гостам, а вокруг ходили конкуренты и крутили у виска пальцем: «Чувак, это же страшно дорого...» Потом случилось землетрясение и единственный дом, который устоял, это был дом, построенный по советским ГОСТам. После этого он получил подряд на восстановление всего города и прилетел на встречу одноклассников на собственном самолете.
Да, были случай, когда люди не выжили там, когда люди занимались не своим делом, такие случаи, наверное, тоже были.

– Сейчас о еврейской культуре мало говорят, словно этого всего практически не было.

– Начнем с того, что такое еврейская культура именно в белорусском контексте. Очень сложно говорить о еврейской культуре отдельно от каких-то религиозных основ. Это все должно существовать вместе, а религиозная среда очень медленно сегодня возрождается. Даже несмотря на то, что якобы «главный раввин» Бененсон написал чудовищное совершенно, с моей точки зрения, послание в газету «СБ» о том, что у нас все хорошо, нам другой президент не нужен. Причем написал от имени всех евреев, а я ему, например, не давал такого разрешения. Считается, что в Беларуси сейчас осталось 25 тысяч евреев и 75 тысяч человек, имеющих право на иммиграцию, тех, которые в той или иной степени могут получить израильское гражданство.
Даже в Советском Союзе с какого-то момента еврейская культура стала чисто номинальной. Нельзя же относить к еврейской культуре Эдди Рознера, он человек джаза. Да, там собрался по национальному признаку джазовый ансамбль, но они ведь не играли клезмер, они играли джаз. Я понимаю, что Пономаренко надо было обязательно иметь при себе дрессированных евреев. У Сталина Дунаевский был дрессированным евреем.

– Кстати, а как сейчас с терпимостью в Беларуси, в том числе и по отношению к евреям?

– Судя по бывшему депутату Костяну… (улыбается) Да и у президента иногда проскакивает, стоит вспомнить, как он о Бобруйске рассуждал. Но, тем не менее, это все умудряется уживаться с какими-то другими мероприятиями – с открытием синагог. Мне кажется, общество терпимее стало. Во-первых, евреев меньше, не обвинишь евреев, что они виноваты и все доллары увезли за границу. Тут совершенно других людей обвиняют. Несмотря на громкие антисемитские заявления, государственного антисемитизма у нас нет. Эта концепция существует только на экспорт: была такая идея, что в Москве правит еврейская олигархическая группировка. Путин – еврей, Медведев – еврей, Лужков – еврей… И все они евреи, потому что они нам денег не дают. Как только они дают нам денег, то они сразу превращаются в «гордость русского народа» и настоящих славянских братьев.

О книгах Быкова и Короткевича

– Да, у нас вроде бы не говорят сейчас о том, что «Беларусь для белорусов», но что такое белорусский национализм сегодня, в Вашем понимании?

– Еще в позапрошлом веке, когда началось возрождение белорусскости, то довольно большое количество евреев помогало этому возрождению. Что такое белорусский национализм как таковой? Для меня это сложный вопрос. Этнический национализм подразумевает приоритет по крови, мне с ним не по пути.
Я всегда говорил, что я разговариваю на русском диалекте белорусского языка. У меня сложные отношения с белорусским языком получились в школе. Потому что там возник конфликт между любимыми учителями, которые были евреи, кстати говоря. И была преподаватель белорусского языка, которая пошла на них войной, исключительно по национальному признаку. Очень некрасивая история, в которую был замешан сын тогдашнего президента Академии наук Борисевича. И результатом оказался мой бойкот тому, что она делала, эта преподавательница.
К сожалению, получилось, что в конце концов я не научился белорусскому языку как таковому. Хотя сейчас мне на день рождения подарили четыре тома Чеслава Милоша на белорусском языке, и прекрасно читается, кстати. В школе, из-за всего, о чем я сказал, я даже Быкова не читал. Потом мне попалась повесть «Его батальон», и я просто в полном восторге был, страшно мне понравилось. Потом я, естественно, читал и другие книги Быкова, и Короткевича. «Каласы пад сярпом тваім», я считаю, – настоящий шедевр.

– Если сравнивать культурную атмосферу 1970–1980-х годов с сегодняшней атмосферой в Беларуси, после всех изменений, то чтобы Вы могли сказать об этих изменениях?

– Изменения есть. Мы все были уверены в 1970-х, что мы гении чистой красоты. Мы точно знали, что мы гении и совершенно точно знали, кто эти «люди», которые вокруг нас, кто нами правит. Сейчас происходит немного другое. Культурная планка сейчас ниже плинтуса, потому что осуществляется, на мой взгляд, попытка завоевать страну, а не попытка завоевать мир. Вот у нас, в 1970–1980-х, было желание завоевать мир.
Проблема связана еще и с тем, что я не могу сказать, что культурная среда плотнее стала. Кстати, тогда не смотреть телевизор было не просто хорошим тоном, его смотрели, чтобы поругать. Сейчас же смотрят и обсуждают, меня это убивает (смеется). При всех припадках Советский Союз задавал высокую культурную планку. И тот же Бродский, тот же Солженицын – они были лауреатами Нобелевской премии. У нас же ничего нет. Пока, к сожалению.
Почему я считаю, что Володя Цеслер – это национальное достояние? Потому что он задал высочайшую планку, мирового уровня.
Вот на кого нужно ориентироваться, а ориентируются на что-то другое. Сейчас почему-то с людьми разговариваешь, а у них уже сразу калькулятор в глазах, то есть они сразу же посчитали все, все как-то трансформировалось через кредитные карточки.

О России

– Мы сегодня часто в разговоре вспоминали Советский Союз. Но он исчез, а Россия осталась, вместе с нами и другими странами. Что такое Россия для Беларуси сегодня?

– Это такая пуповина, которую нужно было бы уже давно отрезать, если честно. Я всегда говорил, что Россия для нас должна быть культурным, сырьевым, финансовым и энергетическим придатком. Только тогда мы сможем что-то предъявить и показать миру. А пока, кроме агрогородков…

– Сейчас больше смотрят в сторону России или меньше?

– В той среде, в которой я нахожусь, мы не смотрим в сторону России, мы смотрим дублированное американское кино, смотрим дублированные сериалы, мы не смотрим туда. Да, там, конечно, есть блестящие культурные проявления, тот же Дмитрий Быков прекрасен, отрицать этого нельзя. Я читаю Пелевина, это интересно. Пелевин, кстати, никоим образом не империалист, в отличие от Путина, который говорит, что СССР был формой существования России. Я смотрю туда как на рынок, который можно завоевать. Мне кажется, что правительство смотрит на Россию с ужасом, как на каток, который движется оттуда и прессует.

– Проблема заключается просто в перемене точки зрения?

– За этой точкой зрения должно что-то стоять. Должны стоять амбиции, должна стоять потенция. У меня куча читателей из России. Я не боялся в своих блогах ругаться с российскими политологами, которые меня все, в конце концов, забанили. Потому что у них не хватало аргументации, чтобы со мной разговаривать.
У России, конечно, есть деньги, чтобы скупить всю нашу сраную политическую элиту.
Наша сраная политическая элита, может быть, и сознает, что эти деньги – разовое вливание, потому что во взаимоотношениях с Россией не может быть президента, а может быть только генерал-губернатор, который, естественно, назначается в Москве. И наша сраная политическая элита, возможно, понимает, что все-таки эта власть не способна капитализировать геополитическое положение страны. А работая по-другому, можно капитализировать так, что эта элита будет гордиться, а не смотреть на все с ужасом: «Вот нас тут кинули, вот не дадут нам нефти, что делать?».

О политике

– Политическая жизнь в Беларуси уже давно выглядит как спектакль. То, что делаете Вы, это тоже своего рода перформанс. Насколько это продуктивно, работает ли такая стратегия?

– Я не ставлю каких-то глобальных задач. Я ставлю задачу поднять людям настроение. Но в результате, как сказал политолог Алесь Логвинец, получилось: тысячи людей писали письма по поводу Севастопольского парка, Милинкевич приезжал сюда, митинги собирали, потом вышел Липкович, сделал перформанс, и Севастопольский парк оставили в покое. Вот и вся стратегия. Стратегия – это когда ты ставишь цели, эти цели достигаешь. Пробуешь с одной стороны, пробуешь с другой…
Я же не ставлю цели сделать революцию здесь за свой счет. Что надо для того, чтобы сделать революцию за свой счет? Это опять надо капитализировать страну в собственных интересах. Нет, я очень люблю свою родину и не считаю себя вправе навязывать ей свою точку зрения. А своим знакомым поднять настроение – это да. С удовольствием! Постебаться над идиотами у власти, над параноиками – с удовольствием!

– Если продолжать разговор о политике, то можно вспомнить событие, которому скоро исполнится почти год – разгон митинга на площади перед Домом правительства 19 декабря. Как Вы считаете, события 19 декабря что-то изменили в стране?

– Я очень разозлился из-за поведения властей. Было очевидно, что нет никакого штурма, что реакция властей неадекватная, реакция параноиков. Они к этому все время готовились, один указ о контроле за Интернетом чего стоит. Пересадили кучу людей, видимо, заранее был план поторговать людьми и получить кредиты.
Как вы с людьми обращаетесь? Такое вытворяли только в Советском Союзе, когда меняли, например, гражданина Советского Союза Буковского на чилийское чмо, Луиса Корвалана. Такое мог только Совок вытворить. То же самое происходит с Михалком. Михалок – это же национальная гордость. А тут прокуратура, Родионов, и заказ сверху «дать правовую оценку», заказ параноиков. У меня же точно такая история была: Чергинец попросил дать правовую оценку, после чего пришли два милиционера и завели дело. Вот и вся правовая оценка.

– Вы вне политики или нет?

– Вне политики быть невозможно. Если ты будешь вне политики, то политика будет в тебе. Либо ты занимаешься политикой, либо политика занимается тобой. Я нахожусь по отношению к политике в состоянии вооруженного до зубов нейтралитета (улыбается).
Беседовал Алексей Браточкин

n-europe.eu