Наша семья Янковских до того, как приехала в маленький брянский городок Злынка, проживала в городе Краснополье на Могилевщине, в Белоруссии. Там у моего деда Моисея Янковского родился сын Абрам. Прошли годы, Абрам Моисеевич обзавелся своей семьей и переехал в местечко Злынка, которое в те годы относилось к владениям польского графа Паскевича. Здесь я и появился на свет.
Отец работал извозчиком. Возил на железнодорожную станцию Вышков продукцию для Красной Армии, изготавливаемую на деревообрабатывающей фабрике им. Блюхера. Мы очень любили нашу красавицу-лошадь. Звали её Малёк, бледно-оранжевой масти в серых яблоках, резвая и трудолюбивая. На станцию у отца обычно был фабричный груз, а обратно – пассажиры. Если не было пассажиров, отец укладывался на повозке, а Малёк сам привозил его домой, оглоблями стуча в ворота – приехали.
Семья моего деда по матери Липы Шмаенак проживала тогда в большом селе Карпиловка Новозыбковского уезда. Мою маму звали Гита Липовна, а по-русски - Катя. Она была домохозяйкой.
У нас было большое хозяйство: лошадь, корова, телёнок, два поросёнка, разная птица, огород и небольшой сад. Большой сарай был забит сеном и соломой, погреб и подвал – картошкой, свеклой, морковкой, капустой. Для всей живности ежедневно готовилось два-три чугуна варева, а зимой подогревалась и вода. Это был колоссальный труд мамы, как домохозяйки, и всей семьи.
А летом мы, дети, ходили по грибы и ягоды, которых в наших краях было изобилие. Времени на футбол почти не было. Зато зимой мы отводили душу на лыжах и коньках.
Мать дружила с соседками, все взаимно уважали друг друга. У нас была обыкновенная еврейская семья. Родители помнили о вере, но не всегда была возможность соблюдать её. Синагога в Злынке была разрушена, раввина не было, но зато был резник, резавший птицу. На праздники мать готовила традиционные блюда, угощала ими соседок, а они угощали нас на русские праздники. Жили дружно и об антисемитизме слышать не приходилось.
20 июня 1941 года я сдал последний экзамен за десятый класс. 21 июня состоялся выпускной бал. Нам вручили аттестаты зрелости. Мы мечтали о будущем, грезили завтрашним днем... А завтра бала война.
Наш маленький городок Злынка приютился в глубинке Брянского леса, на границе России, Белоруссии и Украины. Железная дорога Москва – Брянск – Гомель – Киев проходила в стороне, в первые же часы войны немцы разбомбили ее. По грунтовой дороге через Злынку отступали разбитые воинские части, уходили многие тысячи людей из Белоруссии, женщины с младенцами на руках, старики, еле волочившие ноги. Это было страшное зрелище: голодные, оборванные, потерявшие надежду на жизнь, бредущие один за другим, не зная, куда и что их ждет.
Не лучше было на городской площади нашего городка. Стоял ужасный стон, и слезы лились ручьем. Матери, жены, сестры, провожающие родных, призванных в армию и уходящих на фронт, не скрывали своего страшного горя, видя своих близких, может быть, в последний раз. Мы, молодые ребята, не понимали отчаяния провожающих. Нам тогда казалось, что вскоре Красная Армия остановит фашистов, даст отпор, погонит их и разобьет. Но жизнь распорядилась по-своему.
Тех, кому не было 18 лет, в армию не брали. Из допризывников и добровольцев был создан истребительный батальон. В него на четвертый день войны вступил и я. Таких добровольцев, практически безоружных, было немногим более 60 человек. Охраняли мосты, линии связи, склады, административные здания. Помогали красноармейцам вылавливать диверсантов, а милиции – тех, кто сеял панику и распространял фашистские листовки. Утром 13 августа 1941 года мы получили команду: взять документы, запас еды и попрощаться с родными. Нас присоединили к остаткам отходящей воинской части и в 12 часов мы покинули Злынку, родных и всю свою прежнюю жизнь.
В Злынку ворвались фашисты. На оккупированной территории гитлеровцы начали свое зверство. Тысячи беженцев становились жертвами полицаев, старост, бургомистров. Мои родные решили из Злынки уехать. За несколько дней до оккупации, когда отца отпустили из военкомата, где он занимался выбраковкой лошадей для Красной Армии, они ранним утром выехали из Злынки и вместе с беженцами отправились на восток, в сторону Стародуба и Трубчевска. День они проехали относительно спокойно, а на второй их задержали местные полицаи и потребовали возвращаться на место жительства.
В Злынке 18 августа мужчинам-коммунистам, советскому и хозяйственному руководству приказали явиться на площадь с лопатами. Их погрузили на машины, вывезли за город, там заставили вырыть ямы, после чего полицаи всех расстреляли. Так погибли мой отец Абрам Моисеевич и брат Лева, которому было 16 лет.
На следующий день семьи евреев согнали на окраину городка в бывшую МТС, где и создали гетто. На первых порах можно было выходить, кое-что менять на продукты. А когда дома ограбили и передали прислужникам фашистов, в гетто воцарился голод, а с наступлением осени – и холод. Узники гетто были обречены, но проявили мужество. В эту тяжелую годину они не бросали друг друга. Ребята постарше ушли в лес, где уже появились партизаны. Они присоединялись к ним и мстили фашистам за погибших.
А 18 февраля 1942 года в Злынку приехала карательная команда из Новозыбкова. Это были потерявшие человеческий облик убийцы, нака-чанные водкой. Тогда стоял лютый мороз. Полуживых женщин, детей, стариков-евреев они стали выталкивать ко рву и расстреливать. Там погибла моя одноклассница Фрида Вогман, решившая быть с матерью до конца, хотя могла уйти в лес. Погиб и наш любимый учитель Георгий Никифорович Богатко, не отказавшийся от своей еврейской семьи. Здесь погибла моя мама Гита (Катя), десятилетняя сестренка Буся и маленький братишка Фима-Хаим пяти лет. В этот день были убиты 170 евреев.
В армию меня призвали 1 октября 1941 года в Воронежской области. Это был призыв, в котором из 100 человек выжило трое. А дальше – бои под Москвой, Ржевская операция. Служил пулеметчиком, был комсоргом лыжного батальона.
В марте 1943 года мне было присвоено звание старшего лейтенанта, я стал комсоргом стрелкового полка. Штурмовал в составе своего полка укрепрайон Витебск–Орша в Белоруссии, принимал участие в боях за освобождение Смоленска, Ярцева, в Корсунь-Шевченковской операции на Украине, в боях на Сандомирском плацдарме в Польше. 24 января участвовал в освобождении древней столицы Польши города Кракова.
А 27 января 1945 года я участвовал в освобождении узников лагерей смерти Освенцим (Аушвиц) и Бжезинка (Биркенау). Январь 1945 года в юго-западной Польше выдался довольно теплым. Немцы, избегая окружения, поспешно отступали. В это время я был комсоргом 504-го стрелкового полка 107-й стрелковой дивизии. Наши войска, преодолевая глубокий снег, преследовали врага.
Выйдя из лесостепной полосы, полк оказался на равнинной местности с какими-то строениями типа бараков. Подробной информации о лагере у командования нашего полка не было. Не зная, что нас ждет впереди, полк развернулся для боя, хотя никакого сопротивления не было. Высланная вперед разведка доложила, что никого не видно и не слышно. Войдя в лагерь, разведчики обнаружили какие-то огромные бурты и кое-где полуживых людей в арестантской одежде. Бурты оказались горами трупов, покрытых снегом. Быстро выставили охрану, наскоро стали проверять бараки, нашли говорящих по-русски. Оказалось, что это концлагерь Освенцим (Аушвиц по-немецки).
В лагерь никого не допустили, кроме медиков и офицеров штаба, в том числе и меня. Полк получил команду преследовать врага. В лагере оказалось тысяч десять полуживых людей, в том числе немного детей, которые безучастно смотрели на нас. И только единицы поняли, что пришло освобождение.
Как оказалось, среди оставшихся в живых евреев не было, так как их уничтожили сразу по прибытии. Охраны лагеря тоже не было. Немцы организованно уехали на машинах, а охранники из Прибалтики, Западной Украины и власовцы разбежались вслед за хозяевами. Во второй половине дня приехал специальный медотряд, а вскоре и транспорт с продуктами и одеждой. Они сменили нас, и мы уже вечером догнали свой полк и приняли участие в освобождении недалеко расположенного концлагеря Биркенау...
Мне довелось дойти до Германии, освобождать Чехословакию. Потом была Корея. Трижды ранен. Награжден двумя орденами и двадцатью медалями. Пришлось получать орден даже из рук китайского лидера Мао Цзэдуна. В Израиле был удостоен звания «Борец против нацизма» и нескольких медалей.
Только в 1957 году я, уже гвардии майор, был уволен с военной службы и поселился с семьей в городе Клинцы Брянской области, где более 20 лет проработал инженером на механическом заводе.
Горжусь тем, что по моей инициативе и при личном участии были сооружены четыре памятника погибшим воинам, в том числе и памятник на могиле жителям города Злынка, среди которых была и моя семья, расстрелянная фашистами.
После чернобыльской трагедии наша семья, как и многие другие, оказалась в зоне, пораженной радиацией. Стали прогрессировать болезни. И в декабре 1992 года мы решили репатриироваться в Израиль.
В городе Беэр-Шеве, где я живу, стоял у истоков создания украинского и других землячеств, возглавил организацию «Чернобыль», которая немало сделала для организации медицинского контроля и помощи ликвидаторам и пострадавшим от аварии.
И сегодня, не смотря на свои 89, я по-прежнему в строю.

Наверх