В Германии умерла вчера Майя Михайловна Плисецкая.
Не стану оскорблять ее память собственными суждениями о балете, в котором ничего не смыслю.
Но очень советую моим читателям ознакомиться с воспоминаниями Плисецкой (Озон, Bookmate).
Это блистательная, очень глубокая, горькая, ироничная и страшная книга.
Прежде всего, это не рассказ всемирно знаменитой балерины о полувековой череде творческих успехов, а история московской девочки, у которой отца пытали и расстреляли (обстоятельства места и времени его гибели стали известны лишь через полвека), а матери – как «члену семьи изменника Родины» – дали 8 лет лагерей, когда самой Плисецкой было лишь 11.
Воспоминания повествуют обо всех испытаниях, выпавших на ее долю – иногда с печалью, зачастую – с обидой, но всегда – с юмором и неубиваемым чувством собственного достоинства. Военные годы, эвакуация, побег обратно в Москву, борьба за место под солнцем в театральной труппе... Учителя, от великих до бессмысленных, кумиры, интриги, обиды, зависть, победы и разочарования – и неустанный надзор вертухаев, внимание которых к дочери двух врагов народа не ослабевало с конца 1930-х годов, несмотря ни на какие овации, ордена и звания – до самого крушения той жуткой системы, которую эти вертухаи обслуживали...
Но все-таки я благодарна судьбе, – пишет в воспоминаниях Плисецкая. – Я не попала в Воркуту, Освенцим, Магадан. Меня мучили, но не убили. Не сожгли в Дахау...
Печально сознавать, что сегодня все те же самые вертухаи, которые мучили, но не убили Плисецкую (или их ближайшие потомки-сменщики) по-прежнему в России главней любых прокофьевых, шостаковичей и ростроповичей... Случись Плисецкой доехать в последние полгода до Москвы, они б от нее под угрозой уголовного преследования потребовали бы явиться в городское отделение УФМС для собственноручной подачи рукописных уведомлений о ее литовском, немецком и испанском гражданстве... Но теперь уж поздно им проявлять бдительность. Нет больше Плисецкой, и дела на нее не возбудишь.
Благословенна память ее.
Антон Носик