Читальный зал
«Довлатов помогает пережевать время»
17.09.2015 Писатель Виктор Ерофеев рассказал «Газете.Ru» об открывающемся в Пскове фестивале Сергея Довлатова и объяснил взлет интереса к его творчеству.
– Как вообще появился этот фестиваль?
– Фестиваль родился в прошлом году и в пробном режиме осуществился тогда же в Пушкинских Горах, где Довлатов, как известно, работал экскурсоводом. Нам показалось интересным соединить разные виды искусства и продемонстрировать то, что у нас получается, и то, что не получается. Имя Довлатова здесь важно, поскольку он был человеком, который всем этим интересовался: и литературой, разумеется, и поэзией, и другими видами искусства. Айдан Салахова у нас занимается арт-составляющей, Павел Каплевич – театром, Андрей Плахов – кино, Вера Полозкова – поэзией, а я – прозой.
В прошлом году все прошло очень хорошо, мы поняли, что нам интересно пообщаться, интересно поговорить о Довлатове.
Хотя предметом фестиваля является не только сам писатель. Мы пытаемся посмотреть, проверить, какие есть перспективные направления в литературе и других сферах искусства.
Интервью с Петром Наличем о спектакле РАМТ «Северная одиссея»
«Это такой вестерн-истерн, практически мультфильм»
– В этом году Довлатовский фестиваль сопровождает скандал. Несколько участников отказались ехать в Пушкинские Горы, поскольку они относятся к ведению губернатора Андрея Турчака, имя которого сейчас упоминается в связи с делом журналиста Олега Кашина. Как вы можете прокомментировать эти обстоятельства?
– На эту ситуацию есть разные точки зрения, а я лично выбрал тот путь, который выбрал бы и в советское время, – тем более что, по-моему, мы сейчас фактически находимся в Советском Союзе. Я считаю, что еду к Довлатову и Пушкину, а не к официальным лицам. Это путь, проложенный продюсером фестиваля Алексеем Боковым, а не кем-то из руководства Псковской области. Конкурсанты, готовые принять премию, и мои коллеги, работающие на фестивале, по-моему, делают правильное дело, поддерживая инициативу создать словесный и человеческий памятник Довлатову.
Если мы все откажемся, то фактически передадим власть тем, кто эту власть и так уже готов принять целиком. Как вы знаете, я в свое время занимался «Метрополем» и считаю, что главное – это развитие искусства и литературы.
Люди, которые не хотят ехать из-за политики, считая это главным в жизни, имеют на это полное право. Но если действовать в этом направлении, то нам нужно не просто не ехать, а уехать – причем гораздо дальше, чем Псков. Иначе все равно получается двусмысленность.
– Расскажите чуть подробнее о своем участии в фестивале.
– В этом году мы организовали конкурс прозаиков, на который откликнулись 69 конкурсантов. Им было дано задание создать словесный портрет Довлатова в свободной форме и написать рассказ. Победители будут объявлены на фестивале. Могу сказать, что очень доволен и словесными портретами (мне этот жанр вообще видится очень интересным), и уровнем рассказов. Это не какая-то пурга, которая иногда публикуется в интернете, а вполне достойные тексты. О Довлатове, скажем, конкурсанты писали очень по-разному: одни говорили о биографии, другие делились своими лирическими переживаниями, рассказывали, как они пришли к довлатовской прозе. Есть очень пронзительные выступления – о том, как Довлатов отвел от какой-то любовной катастрофы, например.
Все тексты написаны в разной манере – и в реалистической, и в сюрреалистической. Мне кажется, в этом есть плюрализм, полезный в том числе и для страны.
Финалисты прочтут свои работы, и у меня тоже будет отдельный вечер, посвященный новому сборнику рассказов «Тело». Надеемся, что это вдохнет некоторую энергию в псковичей и жителей Михайловского.
– На конкурсе представлялись рассказы, и вы тоже будете презентовать свой сборник короткой прозы. Это совпадение? Почему вы решили обратиться именно к этой форме?
– Мне кажется, что русская традиция рассказа столь же значима, сколь и романная, – в отличие от большинства мировых литератур, за исключением разве что французской. Рассказ – это такая энергичная потасовка с вниманием читателя, которого нужно очень резко расположить к теме, стилю, содержанию, финалу. Это такое хорошее боксерское упражнение. Кстати, на днях я был в Театре сатиры, и там собираются инсценировать «Тело». Я напишу пьесу, а Александр Ширвиндт впервые за долгие годы собирается сыграть в этом спектакле.
– Давайте теперь вернемся к Довлатову. В последние месяцы его имя вновь звучит все чаще: выходит фильм Говорухина, Герман-младший собирается снимать байопик, в сети снова обсуждаются его тексты, теперь вот его именем назван фестиваль. Можете объяснить, почему именно сейчас Довлатов снова стал актуален?
– Людям нужен моральный эквивалент времени, в котором мы живем. Его сложно найти, и Довлатов здесь очень помогает. Если на происходящее вокруг набросить сачок бурного осуждения, возникает вопрос: что делать дальше, когда всех уже осудил? Если же относиться к реальности цинично, то в конечном счете потеряешь свою личность. Довлатов нашел очень сбалансированную позицию: достаточно жесткого, но при этом ироничного, остроумного свидетеля. Он, как и Чехов, прекрасно умел смешать важное с неважным, давая возможность не только пережить, но и пережевать, смягчить то непростое время, в которое он жил.
Кроме того, важно, что он в контексте нашей литературы был человеком новой культуры. Ему были чужды и звериная серьезность, и отчаянный стук кулаком по столу, ему был свойственен поиск выхода из ситуации, которая кажется безвыходной. И если прошлое сейчас возвращается, то почему бы не захватить из этого прошлого и Довлатова. Его проза в этом смысле – это как терапия, некий набор лекарственных средств. Мне, кстати, кажется, что в наше время он будет усваиваться даже лучше, чем тогда, когда он писал. Тогда ему приходилось прорываться сквозь цензуру, а сегодня с этим, к счастью, проблем нет. Чтение более спокойное, а значит, и более глубокое. В общем, я полностью за такую довлатотерапию.
– А вообще, насколько вам нынешнее время кажется похожим на то, в которое жил Довлатов?
– Ну, время, как известно, неповторимо, но вместе с тем здесь ведь все движется по кругу, и сейчас есть очевидное сходство с той эпохой. Лет пятнадцать назад казалось, что Довлатов как помощник и советчик будет стоять на запасном пути, а теперь оказывается, что он вновь помогает жить. Ничего радостного в этом, конечно, нет. Необходимость поиска моральной опоры – это дурной знак для страны. Но хорошо, что такой человек есть, именно поэтому сейчас и идет такой всплеск интереса к Довлатову.
В этом смысле он, кстати, повторюсь, близок к Чехову, которого одинаково любили и красные, и белые, и анархисты, и монархисты.
Довлатова тоже любили и любят все. Кроме того, в нем очень важно само сочетание культур: армянские корни, еврейские корни, работа в Эстонии, очень успешная работа в Америке. Это дало ему разносторонний взгляд на культуру. Способности не вязнуть в затхлых националистических идеях, а смотреть по сторонам нам сегодня тоже очень не хватает.
– Все это страшно интересно, но есть еще вот какой момент. Довлатова привыкли воспринимать именно как советчика, на него никто будто и не смотрит с чисто литературной точки зрения. А в сети сейчас бурно обсуждаются слова Дмитрия Быкова о том, что писателем он был так себе. Можете что-то сказать на этот счет?
– Ну, Быкову эти слова можно и вернуть. Он разве не так себе писатель? Почему один так себе писатель судит других? Довлатов очень сильно связан с классической русской традицией, чего он никогда не отрицал и не стремился записаться в авангардисты. Но разве у нас должны быть только последователи Хармса или Дмитрия Александровича Пригова? Пусть будут и продолжатели Чехова, которого, кстати, многие тоже считают так себе писателем. Мне вообще кажется непродуктивным это стремление махать шашкой.
Я считаю, что если даже писатель не имеет таланта Толстого, но исполняет некоторую важную роль в культуре, то ни в коем случае не надо его никуда гнать или записывать в слабые писатели.
Это какая-то дурная позиция. Нашу единственную площадку, которая достойна мирового внимания (то есть культуру), надо не рубить со всех сторон, а искать возможность ее расширения.
gazeta.ru
Наверх
|
|