Читальный зал

Штирлиц и агент Клаус: два советских шпиона в одной камере израильской тюрьмы

В Париже вчера умер герой одного из самых громких шпионских скандалов в истории Израиля, 97-летний Маркус Клингберг. Он родился в Польше в 1918 году, бежал оттуда в СССР после прихода нацистов, 22 июня 1941 года пошел добровольцем в советскую армию, был ранен на фронте, затем возглавлял санитарно-эпидемиологические службы в тылу и на освобожденных от немцев территориях. Вернулся в Польшу, где возглавлял эпидемиологическую службу минздрава, а в ноябре 1948 года с женой и дочерью приехал в Израиль, пошел там в армию, дослужился до полковника. Создал на базе ЦАХАЛа Центральную исследовательскую лабораторию по военной медицине, а с 1957 года стал научным директором секретного израильского Института биологических исследований. Занимал эту должность 15 лет, затем возглавил кафедру социальной и профилактической медицины в Тель-Авивском университете. Вел исследовательскую работу в Оксфорде и университетах США, участвовал в конференциях ВОЗ... И все это время он передавал КГБ израильские военные секреты. Потому что был твердокаменным идейным коммунистом, и работал на советскую разведку из убеждений. К шпионажу он привлек жену и двух друзей. Дочь воспитал так, что в 1975 году она вышла замуж за израильтянина, отбывавшего тюремный срок за шпионаж в пользу Сирии. Когда эта дочь в итоге свалила во Францию, то родила там сына, который сегодня представляет французскую компартию в муниципалитете Парижа. Деньги от КГБ за свою работу Клингберг не получал – зато до конца дней получал от израильского налогоплательщика армейскую пенсию, эквивалентную 2000 евро...

Спалил советского шпиона двойной агент, присланный КГБ в Израиль под видом репатрианта в 1982 году, и сразу же по прибытии перевербованный «Мосадом». В 1983 году Клингберга арестовали, судили, дали 20 лет, из которых первые 10 он провел в одиночном заключении. Затем его перевели в общую камеру ашкелонской тюрьмы «Шикма», а в 80-летнем возрасте, по ходатайству Amnesty International, перевели под домашний арест, где он и досиживал последнее пятилетие своего срока – оплачивая из собственного кармана все повышенные меры безопасности, которые израильские спецслужбы поставили условием выхода из тюрьмы (пришлось продать тель-авивскую квартиру). После освобождения уехал к дочери в Париж, где 4 года спустя написал (в соавторстве с адвокатом, представлявшим его на суде) мемуары на иврите «Последний шпион», а вчера скончался.

Любопытный эпизод эпопеи Клингберга связан с его переводом в общую камеру «Шикмы». Соседом его оказался другой советский шпион, с ничуть не менее удивительной судьбой, и во всех смыслах – прямая противоположность Клингбергу.

Шимон Левинзон не был заслан в Палестину по заданию советской разведки, как его сокамерник – он родился в Иерусалиме в 1933 году, окончил там хорошую среднюю школу, в 17 лет призвался в Армию обороны Израиля и прослужил там 28 лет на разных бюрократических и представительских должностях. За выслугу лет получил полковника, но дальше его продвигать никто был не готов, потому что ни на одной из должностей он не зарекомендовал себя с положительной стороны. Все отрезки его служебной карьеры были обременены скандалами, интригами, провалами и другими эпизодами полного служебного несоответствия. Тем не менее, после увольнения в запас армия Левинзона не забыла – его бесконечно назначали спецпредставителем или офицером связи при разных международных организациях, от двухсторонних военных комиссий до штаб-квартиры ООН. И снова он нигде себя не проявил, карьеры не сделал, так что в итоге бросил израильскую госслужбу и нанялся чиновником в военную миссию ООН в Таиланде. Параллельно всю дорогу пытался заниматься бизнесом, но получалось это у него еще хуже, чем продвижение по служебной лестнице. В итоге, растратив на убыточные предприятия все деньги, заработанные в армии и в ООН, он в 1983 году пришел в советское посольство в Бангкоке и предложил продавать израильские военные секреты КГБ. Чем и занимался в те годы, которые Клингберг отсидел в одиночке. Когда военные секреты у него закончились, Левинзон вернулся в Израиль и по протекции армейских друзей получил очередное хлебное место работы – гендиректором т.н. «министерства главы правительства» при премьер-министре Шимоне Пересе. КГБ получил доступ во всем документам его канцелярии – впрочем, ненадолго, потому что горе-шпиона через пару лет выгнали оттуда за плохую работу. В мае 1991 года Левинзона ареcтовали. Суд длился 2 года, причем свидетелями со стороны защиты выступали два бывших начальника генерального штаба Армии обороны Израиля: будущий премьер-министр Ариэль Шарон и министр транспорта Рафаэль Эйтан (за время процесса оба успели лишиться портфелей из-за падения правого правительства). Суд установил, что суммарная выручка Левинзона за годы сотрудничества с КГБ составила около 30 000 долларов. Приговор составил 12 лет тюрьмы и разжалование до старшего сержанта. Треть срока ему впоследствии скостили за примерное поведение, и в 1999 году выпустили (впрочем, запретив выезд из страны). В том же году, когда Клингберг вышел из-под домашнего ареста, Левинзону вернули загранпаспорт. Отвергнутый друзьями, исключенный из ветеранских организаций, он тоже не стал задерживаться в Израиле. Левинзон уехал в Таиланд, и в свои 82 года по сей день трудится там консультантом по вопросам сельского хозяйства.

И вот, я представляю себе двух этих соратников в душной камере ашкелонской «Шикмы». Один – профессор с мировым именем, фронтовик, врач, спасавший людей от эпидемий. Идейный Штирлиц, засланный в тыл к сионистам, бескорыстно помогающий СССР с ними бороться. А другой – жалкий лузер, никчемный кадровый бюрократ, проваливший все офицерские экзамены, к 50 годам отчаявшийся заработать на жизнь честным трудом, и в итоге продавший свою единственную Родину ее смертельному врагу – за гроши, которых ему не хватило даже на покупку квартиры в родном городе. Одним словом, агент Клаус, мерзкое и убогое ничтожество. Но сидят эти двое в одной камере, осуждены за одно и то же преступление, оба знают про себя и друг про друга, что осудили их совершенно по делу, и служили они одному и тому же хозяину. Который в провале агента Клауса даже не слишком виноват (читаем мемуары Шебаршина, чтоб понять, какой там бардак в 1991 году творился), а вот верного своего Штирлица этот хозяин слил очень тупо и бездарно, поручив вполне случайному, не проверенному в деле сексоту выйти с ним в Израиле на связь.

Что должен почувствовать идейный Штирлиц-Клингберг, оказавшись в одной камере с таким соратником?

Осознавая, что для миллионов израильтян – его сограждан, его коллег, сослуживцев, соседей по лестничной клетке – сам он ничем от этого агента Клауса не отличается: такой же подлый враг, помогавший арабским режимам убивать евреев, и слава Богу, что вычислили, обезвредили и посадили. Глядя на Левинзона, понимал ли Клингберг, что смотрит, по сути дела, в зеркало? И думал ли об этом тот израильский силовик, который обеспечил двум советским шпионам совместное проживание в камере? Или он просто руководствовался практическим соображением, что, заперев двух советских шпионов вместе, он не обогатит иностранные разведки никакими новыми сведениями?

Мне кажется, что это эпический сюжет, круче любой «Идентификации Борна». Вот бы кто-нибудь написал про их быт в «Шикме» пьесу или сценарий.

dolboeb.livejournal.com