Читальный зал

Фото Олега Юнакова / Wikipedia

«Жизнь – шведский стол, и глупо уйти, все не попробовав» 

Александр Генис, несомненно – классик. Он из той самой замечательной русско-американско-вавилонской библиотеки восьмидесятых: Аксенов, Бродский, Вайль, Генис, Довлатов… Это Генису посвятил Сергей Довлатов свой «самый короткий рассказ»: «Вечерело, а мы с Петькой еще и не опохмелялись…» Александр Генис – писатель светлый, талант его иронично-веселый, а музы неизменны - книги, горы, музыка. О чем бы он ни писал, все сроду расцветает под его пером, дивно-странно окутываясь в цветной туман…

– Ныне вы приезжаете в Израиль в период политически-тектонических сдвигов – бурные выборы в Кнессет и трампова «сделка века». (А у вас есть какие-то (может быть, инстинктивные) предпочтения – короче, вы ястреб или жаворонок?

– Тектонические сдвиги – судьба Израиля. Все они меркнут по сравнению с разрушением Храма. И от Трампа я не жду ничего сравнимого. Что касается птичника, то по политическим взглядам я после Крыма стал ястребом, но в личной жизни остаюсь жаворонком и встаю всегда рано.

– Где родился, там и пригодился, как любит приговаривать Дмитрий Быков.

– Не надо ссылаться на Быкова, это не он придумал. 

– Вы родились в Рязани, на Есенинщине. Можете себе представить А. А. Гениса, который бы так там и «жил, писал, любил»?

– Меня увезли в Ригу в пять лет, никакой Рязани я не знаю. Но если бы я остался в Латвии, то стал бы тем, кем стал: русским писателем в иноязычной среде, предпочитающим всем другим русскую кухню в изгнании.

– Ваша свежая книга «Гость». Дорожный роман, упругая проза движения по временам и весям. Вы и в жизни столь же динамичны?

– Я верю в то, что жизнь – шведский стол, и глупо уйти, все не попробовав.

- Сегодняшняя эссеистика какая-то скучная, равнодушная - «взгляд и нешто». Вы читаете современных публицистов, философов?

– Еще как. Томас Манн жаловался, что ему надоели романы про то достанется ли Грета Гансу, и я его понимаю. Интеллектуальные сюжеты не менее увлекательны приключенческих (которые я тоже очень люблю, но в старых книга). Из недавнего я с интересом и недоверием прочел вашего Харари, а сейчас читаю своего любимого Рюдерика Сафрански о Гете.

– К кому из пишущих на кириллице поэтов, прозаиков вы относитесь с симпатией?

– Мой список постоянен, как букварь: Толстая, Пелевин (последний роман «Тайные виды на гору Фудзи» удачно возвращает читателей к его шедевру «Чапаев и пустота»), Сорокин (сборник рассказов «Белый квадрат» и особенно повесть «Фиолетовые лебеди»).

С поэтами то же самое – я ценю Цветкова, Гандельсмана, Веру Павлову. Из недавних открытий – киевлянин Кабанов.

– Как по-вашему, «Довлатовские чтения» идут на убыль (эпоха канула), или Сергей Донатович будет интересен и далее-везде?

– Смена вех ничему не мешает. Смешное вечно. Мы же перечитываем Ильфа и Петрова, даже в Америке.

– Извините, кто вам ближе – кошки или собаки? По Булгакову, это невольно выплескивается на письме – интуитивные движения руки, «и губы…»

– Я столько уже написал про котов, что они должны мне поставить памятник. Или – я им. Ведь на своем Геродоте, а теперь близнецах Ян и Инь я всегда ставлю теологические опыты, выясняя, кто кому служит богом.

– Эмигрантская литература, выживающая вне метрополии, то, что Синявский назвал «Вторая литература» (а мы бы предложили «элитература», тут и элитарность приятно слышится) – уходит на дно самоварной Атлантиды. Вы замечаете это в заокеанском далеке?

– Бесспорно. Но ее судьба в руках Путина. Стоит окончательно закрутить гайки, как вновь расцветут сто цветов в саду эмигрантской словесности.

– За последний год не стало Войновича и Битова. Вы были знакомы, литературно интересны друг другу?

– Я знал обоих, но относился по-разному. «Чонкин» – вершина русского комического романа, народная книга. Битов писал умные, тонкие, измочаленные книги, которыми русская литература может гордиться, даже их не перечитывая.

– Молвите слово про Сашу Соколова - сгущенная, тучная проза обязательно скучная?

– «Школу для дураков» никто не назовет скучной, начиная с Набокова. Это - роман взросления, заменивший русским читателям Сэлинджера. Мне очень нравится его эссеистика. Из других романов я восхищаюсь эпиграфом: «Гнать, дышать, держать, обидеть. Слышать, видеть, ненавидеть, И зависеть, и терпеть». И посвящением: «To whom it may concern». Соколов еще и непредсказуем. Недавно он сказал, что в Америке запрещают курить, чтобы люди поменьше разговаривали друг с другом.

– Помните картину художника Оскара Рабина «Помойка номер пять» – это что, по-евонному совковая, застойная Россия? А все ведь лучше, чем «Бойня номер пять», как вы считаете? Жили же не по лжи – граненый грааль и ржавая селедка на газете «Правда»…

– Бахчанян на эту тему создал плакат. Вареный омар и подпись «Лучше быть красным, чем мертвым».

– Вы много лет работаете на радио «Свобода» – это просто журналистская рутина, трудодни, или вам творчески интересно?

– Радио, как сплетни, шепот с неба. За это я страстно его люблю и держусь за микрофон зубами.

– Почему телевидение, скажем, то же RTVi, давно не предложило вам вести программу, какую-нибудь «Книги и люди»? Или предлагали?

– Я с июля 2018 работаю комментатором на РТВИ. А с ноября веду свою программу НАШИ.

– Хорошо помним ваше выступление в Иерусалиме, в Русской библиотеке – битком набитый зал, стояли в проходах – как вам видится, это так у нас любят литературу или просто ломились «на знаменитость»?

– Это вопрос не ко мне, но рискну предположить, что многие пришли, чтобы узнать, правда ли я голосовал за Обаму.

– Что нового, Александр, пишется-издается, какие ваши тексты ждут обложки?

– Я пишу, как все последние 15 лет, в «Новой газете» новую книгу на глазах читателей. Называется она «Кожа времени», и выйдет, надеюсь, очень не скоро. Писатель без книги, как муравей без муравейника.

– И напослед пожелайте, пожалуйста, что-нибудь читателям.

– Гнать зайца дальше. Израиль так живет всю свою историю, за что я люблю его еще больше.

Ирина Маулер, Михаил Юдсон

salat.zahav.ru