Читальный зал

В защиту злословия

По случаю смерти некоторых политических и общественных деятелей часто в стане противников и даже ненавистников усопшего разгорается вот какой спор. Одни не могут сдержаться и вываливают всю свою радость, словно торопясь высказаться сразу здесь и теперь, пока не отшумела злость и живо злорадство. Другие, словно призадумавшись, вдруг решают, что не стоит им, пожалуй, в этот самый час обрушивать на покойника всю справедливо накопившуюся душевную скверну.

При этом те и другие ссылаются на спартанца Хилона, который еще в VI веке до н.э. прославился своими афоризмами. По свидетельству Диогена Лаэртского, Хилон утверждал, что доблесть мудреца в том, чтобы с помощью рассуждения предсказать будущее. Пусть Хилон и был спартанцем и высказывался всякий раз в кратчайшей форме, все-таки по-лаконски немногословным его не назовешь: подозрительно много у него накопилось морализаторских афоризмов. Когда баснописец Эзоп спросил Хилона, чем, по мнению этого мудреца, занимается Зевс, Хилон ответил: «Возвышенное – снижает, низкое – возвышает». На вопрос, чем воспитанный человек отличается от невежи, отвечал, что «подаваемыми надеждами». Не зря ведь и наш Козьма Прутков так удачно спародировал Хилона, сказав, что три вещи, единожды начав, трудно закончить: вкушать хорошую пищу, говорить с вернувшимся из похода другом и чесать, где чешется. У Хилона, по-моему, получилось не так интересно: «Сохранить тайну, бездельничать в свое удовольствие и стерпеть обиду».

Видит бог, не нужно было быть спартанцем, чтобы даже и в VI веке до н. э. призывать людей не болтать лишнего в застолье; не злословить, дабы не получить в ответ неприятную неожиданность о себе самом; чтить стариков; не смеяться над чужой бедой; беречь себя; не говорить, не подумав; быть добрым в силе, дабы тебя не боялись, а уважали; не спорить с гадателями; соблюдать законы; обуздывать гнев.

Но самая известная хохма Хилона гласит: «Не злословь мертвецов». По-гречески именно так. Когда эту мысль перевели на латынь, воспользовались двойным отрицанием, естественным образом вставив в максиму вместо «зла» – «добро». Но при последующих переводах на другие иностранные языки риторическое усиление мысли, достигнутое в латинском выражении двойным отрицанием, отошло на задний план. В результате получилось совершенно идиотское по содержанию предложение: «Если уж хочешь сказать о покойнике, то изволь говорить только хорошее». Некоторые граждане (и без помощи иноземных афоризматиков лишенные мозгов) немедленно запричитали и начали при каждом удобном случае вгрызаться в оставленные покойниками каменоломни не вполне еще остывшего дерьма с целью найти там жемчуг этого самого «хорошего». Автобаны Гитлера, личная скромность Сталина, кукурузное зернышко Фиделя, памятник которому, размером с жернов, накатили на могилу революционера.

Хилон увещевал Периандра: «Счастлив тиран, который умрет у себя дома своею смертью!»

Итак, тиран уже счастлив. Кругом прав оказался Хилон. Но правота его в отношении «нехуления покойников» нуждается совсем не в том продолжении, которое мы получили от римлян. Восстановим еще раз цепочку ошибок: из требования «не злословить покойников» сначала возникает риторически более увлекательное «не говори о покойниках недоброе», а потом и совсем сладостное – «если уж говоришь о покойниках, то только хорошее». Чтоб выправить кривизну и лицемерие этого афоризма, кое-кто стал к «добру» прибавлять «истину»: «О покойниках говори хорошо или правду». Афоризм разваливался на глазах.

Что же на самом деле мог иметь в виду Хилон? Что он не договаривал своим «не злословь покойника»? Неужто так и будем ходить с недоговоренностью – «слово не воробей», «не плюй в колодец» или вот: «человек – мера всех вещей»?

А ведь все так просто: в афоризме Хилона есть «зло» и «смерть». Для полноты не хватает, стало быть, «добра» и «жизни». Вот почему в полном виде максима Хилона звучит так: «Не злословь покойника, если хвалил его при жизни». А если не хвалил? Тогда – выбирай сам!

Гасан Гусейнов

novayagazeta.ru